Битвы с экстрасенсами. Как устроен мир ясновидящих, тарологов и медиумов - Гэри Нанн

Теперь все было иначе.

– Я знала, что не буду злоупотреблять этим и не впаду в зависимость. И если после ссоры я звоню на эту линию, то знаю, что это меня поддержит. И поможет прожить день.

Иногда поведение парня смущает и расстраивает Сейко.

– Он угрожает, что бросит меня, если что-то пойдет на так, – жалуется она. – И это не дает мне покоя.

Это сильно сказывается на ее жизни.

– Я могу довольно сильно переживать о каких-то вещах. Не могу спать. Все разваливается. Мне трудно справляться с собой.

Именно в такие моменты она звонит на линию экстрасенсов. Звонки приносят ей столь необходимое утешение.

– Они сказали мне, и я им верю, что он меня любит. Нужно просто пережить этот день. Нужно продолжать жить, и он очень скоро вернется. Это помогло.

Я спросил, не думала ли она обратиться к психотерапевту, но, к моему удивлению, она считает, что ситуация для этого недостаточно тяжелая.

– Обычно я звоню на линию из-за всяких мелочей, – объясняет она. Ее привлекает то, что это происходит быстро. Психологическая поддержка подразумевает поездки к специалисту и, вероятно, лист ожидания, а для звонка на кризисную линию ее проблемы недостаточно серьезны. – Допустим, он что-то сказал мне, и это испортило мне настроение – я ничего не могу делать, и ответ нужен мне здесь и сейчас. Экстрасенсы на этих линиях работают круглосуточно.

Она предполагает, что по ночам они срывают большой куш: «Люди не могут уснуть, не могут справиться со своими чувствами, и им некуда пойти со своими мыслями и страхами. Им одиноко. У них проблемы в личной жизни».

К настоящему времени сумма, потраченная ею на экстрасенсов, уже удвоилась и составляет около 1000 фунтов.

Я спросил ее, с чего все началось. Она уверена, что это как-то связано с ее культурой.

– Мы, японцы, довольно суеверны, – говорит она.

Она рассказала мне о роли, которую играет группа крови в японской культуре. Некоторые японцы верят, что группа крови определяет характер человека и его совместимость с другими людьми.

Это убеждение очень глубоко: на одном собеседовании, которое Сейко проходила в Лондоне, начальница-японка спросила у нее группу крови.

– Я могу это понять, – говорит Сейко. – Для людей это важно.

Я вспоминаю Рейчел, которая принимала кадровые решения на основе такой же псевдонауки: она вычисляла совместимость кандидатов с командой по знаку зодиака.

Разница в том, что Рейчел могла делать это незаметно. Никому не нужно знать – ей требуется только дата рождения, которую можно найти в резюме, в отличие от группы крови.

Я спрашиваю у Сейко, считает ли она, что экстрасенсы должны проходить психологическую подготовку, учитывая, какие вопросы она с ними обсуждает. Ее ответ оказывается для меня неожиданным.

– Я думаю, дополнительная подготовка требуется мне. Чему я научилась с прошлого раза? Мне нужно лучше контролировать мои траты.

А ее бойфренд в курсе, что она звонит экстрасенсам?

– Боже упаси! – пугается она. – Он бы стал надо мной смеяться… пока я не сказала бы ему, сколько денег на них потратила. А после он стал бы ругаться. Решил бы, что я свихнулась.

* * *

Итак, что нам известно о людях, которые обращаются за советами и поддержкой к экстрасенсам, астрологам и медиумам? Если они склонны к зависимому поведению, из них можно вытянуть поражающие воображение суммы денег. Но, с другой стороны, даже при однократном или эпизодическом обращении случаются озарения, которые меняют всю жизнь.

Долгие ночи я проводил, перечитывая горы статей по теме. Это скорее водоворот, чем кроличья нора: такие истории затягивают. Подобно тому как некоторые люди подсаживаются на экстрасенсов, я подсел на истории людей, которые к ним ходят.

Особенно мне запомнилась история Ребекки Флинт Маркс, которая написала для Guardian статью под заголовком «Как убежденный скептик нашел утешение в диковинном мире экстрасенсов».

Как обычно, меня интересуют истории людей, от которых совсем не ожидаешь приверженности к подобным практикам. Таких, которые даже в состоянии повышенной уязвимости считают экстрасенсов довольно наивным способом решения своих трудностей.

«Я не знала, что мне делать, – пишет она. – Друзей я уже утомила. Мой психотерапевт был в ступоре. Я даже попросила отца спросить у его раввина, что он мне посоветует».

Ребекка три года встречалась с Оливером, у которого был диагностирован муковисцидоз – неизлечимое наследственное легочное заболевание, от которого большинство носителей умирает еще до 40 лет. Когда они встретились, ему был 41.

Раввин дал совет, огорошивающий своей противоречивостью:

– Она не должна бросать его, потому что он болен. Но ей не следует оставаться с ним, потому что он болен.

По словам самой Ребекки, она «всю жизнь поклонялась науке и логике» и считала, что «экстрасенсы – это просто чушь собачья».

Поэтому она сама себе удивилась, когда не отвергла с ходу идею сходить на сеанс к Фрэнку, экстрасенсу с 57-летним опытом, которого ей порекомендовал друг.

Ребекка давала Оливеру в долг деньги, зная, что он никогда не сможет их вернуть. Она прекрасно знала, на что идет. Но спустя три года Оливер был привязан к кислородному баллону круглые сутки. Он прочел ее личные дневники и узнал обо всех ее слабостях, что страшно ее разозлило. В частности, она писала, что, хотя Оливер – любовь всей ее жизни, она «задыхается от чувства вины за то, что она с ним несчастлива».

У Фрэнка были отличные рекомендации. Среди его клиентов значились «кинозвезды, гангстеры, супермамы и сам Джон Леннон».

Казалось, Фрэнк знает о ней практически всё. Разложив для нее Таро и изучив ее ладонь, он сообщил ей, что из отношений с Оливером ничего не выйдет (ее линия жизни заканчивалась на 36 – ровно столько ей было на момент сеанса).

В результате у Ребекки случился тот самый момент прозрения. Она рассказывает, что Фрэнк – единственный человек, который не пытался заставить ее почувствовать себя лучше, – увидел нечто неприятное, в чем она не хотела признаваться даже самой себе: что пришло время расстаться.

Суровая и порой почти невыносимая реальность такова, что иногда истинной любви недостаточно, чтобы спасти отношения, а здравого смысла иногда недостаточно, чтобы найти рациональный выход из личной дилеммы. Их должно быть достаточно. И любви, и здравого смысла. Но одна из главных несправедливостей жизни состоит в том, что иногда все складывается не так, как должно.

Никакая психотерапия не могла заставить Ребекку произнести непроизносимое. Она должна была принять это решение. Но она не могла его принять. Снова то же противоречие.

Раввин не мог прямо сказать ей, чтобы она бросила Оливера. И ни один человек, испытывающий хоть толику сочувствия к его непростой судьбе, не мог