Король шрамов - Ли Бардуго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одна из королевских прислужниц? – Не обращая внимания на протесты монаха, Зоя продолжала: – Ты в курсе, что все до единого члены Триумвирата в гражданской войне сражались против Беззвездного святого, которого ты так обожаешь?
– Да, да, разумеется. – Юрий поддернул вверх сидящие на длинном носу очки в тонкой металлической оправе. – Это я знаю, я всех вас знаю… Давид Костюк, великий фабрикатор, изготовивший первый усилитель для самой Санкты-Алины… – Давид посмотрел на него пустым взглядом и снова уткнулся в книгу. – Зоя Назяленская, одна из лучших воительниц Дарклинга… – Зоя презрительно скривила губы. – И, конечно, Женя Сафина, первая портниха, носящая знак благословения Темного святого.
Женю так и передернуло.
– Благословения?
– Что, прости? – Зоя подняла руки – то ли чтобы вызвать бурю, то ли чтобы свернуть монаху шею.
Тамара потянулась за топорами, Толя глухо зарычал.
Николай стукнул костяшками пальцев по столу.
– Хватит. Всем успокоиться. Юрий, ты вторгаешься в сферу, о которой даже представления не имеешь.
Несмотря на свой рост, монах в эту минуту напоминал глуповатого ребенка, разбившего любимую мамину вазу.
– Я… Прошу меня простить… Я не хотел никого обидеть.
Женя медленно поднялась из-за стола, и в комнате повисла тишина.
– Юрий, сколько тебе лет?
– Восемнадцать, моя госпожа.
– Я была всего на год старше, когда Дарклинг натравил на меня своих монстров – тварей, порожденных той самой силой, перед которой ты преклоняешься. Эти твари питались человеческой плотью. Дарклингу пришлось их отозвать.
– Выходит, он вовсе не так жесток…
Женя вскинула ладонь и, к удовлетворению Николая, Юрий тут же умолк.
– Дарклинг не хотел моей смерти. Он хотел, чтобы я жила дальше – жила с этим.
– Большая глупость с его стороны – оставить в живых такого бойца, – вполголоса промолвил Николай.
Женя едва заметно кивнула.
– Подумай дважды, монах, прежде чем произносить слово «благословение». – Она села и скрестила на груди руки. – Продолжай.
– Минуточку, – Давид заложил пальцем страницу, на которой остановился. – Как там тебя зовут?
– Юрий Веденин, мой господин.
– Юрий Веденин, еще раз огорчишь мою жену, и я убью тебя на месте.
Монах сглотнул.
– Да, мой господин.
– О, Давид, – Женя взяла его ладонь в свою, – ты впервые пригрозил кого-то убить из-за меня.
– Да? – рассеянно пробормотал фабрикатор, поцеловал пальцы Жени и вернулся к чтению.
– Я… Простите, меня переполняют чувства. – Юрий сел, потом опять встал, словно не мог совладать с собой. – Подумать только, я нахожусь в покоях, выстроенных самим Беззвездным! – Он коснулся черных линий, которыми на карте был обозначен Тенистый Каньон. – У меня просто… просто в голове не укладывается. Это воловья кожа?
– Оленья, – сухо ответил Николай.
– Потрясающе!
– Постой, – прищурилась Зоя. – Ты сказал: в покоях, выстроенных Беззвездным. Не его предками.
Юрий отвернулся от карты. На его лице играла самодовольная улыбка.
– Да, я так сказал. Есть только один Дарклинг. Этот великий человек многократно инсценировал собственную гибель. Необходимая предосторожность против ограниченных умов, которых может напугать его безграничная сила и необычайно долгая жизнь.
– И как же ты пришел к этой теории? – поинтересовался Николай.
Монах недоуменно заморгал.
– Это не теория. Я просто знаю. Мне было видение, и Дарклинг сам явил мне эту истину.
Брови Зои поползли вверх. Подавив желание закатить глаза, Николай соединил пальцы рук.
– Понятно.
Юрий улыбнулся еще шире.
– Знаю, вы считаете меня сумасшедшим, но я на самом деле не раз был свидетелем чуда.
Потому-то Николай и приказал доставить его во дворец.
– Вчера ты упоминал наступление Эры Святых. Что ты имел в виду?
– А как иначе объяснить чудеса, что происходят по всей Равке?
– Ну, началось, – буркнула Зоя.
– Мы кое-что слышали, – непринужденно заметил Николай, – но этим случаям всегда находилось рациональное объяснение. Времена сейчас трудные, вполне естественно, что народ уповает на чудеса.
К его удивлению, молодой монах сел за стол и подался вперед с самым серьезным выражением лица.
– Ваше величество, мне известно, что вы человек неверующий, но другие-то верят, что это не просто странные явления, которые можно легко объяснить. Люди убеждены, что это деяния святых.
– Не святых, а гришей. Или шуханцев. А может, и твоего разлюбезного Апрата.
– О, – кивнул Юрий, – некоторые верят, что все чудеса в прошлом – дело рук гришей.
– Тогда назовем это Малой наукой и покончим с предрассудками.
– Облегчит ли это принятие чуда? – Стекла в очках Юрия блеснули. – Что изменится, если я назову чудеса проявлениями «изначального знания, каковое лежит в основе сотворения мира»? Я тоже изучал теорию гришей.
В глазах Зои застыл лед.
– Я здесь не для того, чтобы вести теологические диспуты не пойми с кем.
Юрий откинулся на спинку, по его лицу разлился блаженный покой.
– Святые возвращаются в Равку, и Темный святой будет среди них.
– Дарклинг мертв, – заявила Женя. От Николая не укрылись побелевшие костяшки ее пальцев. – Я лично видела, как горел его труп.
Опасливо покосившись на Давида, Юрий произнес:
– Кое-кто верит, что Дарклинг не погиб в Тенистом Каньоне и просто ожидает нужного момента, чтобы вернуться.
– Я тоже там была, монах, – сказала Зоя. – И тоже видела, как он сгорел дотла в пламени погребального костра, разожженного инфернами.
На мгновение Юрий страдальчески прикрыл глаза.
– Разумеется, так и было. Темный святой принял мученическую смерть, и тело его стало прахом. Однако сила Дарклинга – сила великая и древняя. Она может исчезнуть и проявиться вновь. Так же и дух его остается жив.
Зоя поджала губы и крепко обхватила себя руками, как будто замерзла.
Николаю очень и очень не нравилось то, что он услышал. Фрагмент этой древней силы поселился в его собственном теле, и, если судить по событиям прошлой ночи, она неумолимо росла.
– Думаешь, все эти разрозненные происшествия, так называемые чудеса, имеют отношение к Дарклингу? – осведомился он.
– Нет! – воскликнул монах и опять подался вперед, едва не упершись подбородком в стол. – Я это знаю. Разрешите? – Он встал и показал на карту, потом стрельнул глазами по сторонам. Рукава и полы его рясы развевались, словно крылья всполошившейся птицы.