Век Лилит - Алексей В. Мошков

Распада кси-личностей внутри человеческой психики не случилось. Произошло нечто другое: сознание сократора третьего уровня, его ближайшего помощника спин-сектора и подчиненных им секторов интегрировались в человеческие сознания. Люди перестали быть просто носителями чуждого разума, превратившись в своего рода гибрид человека и расы Кси. Сбылась мечта профессора астроархеологии Десмонда Николсона, хотя сам он пока и не подозревал об этом. В Галактике, некогда безраздельно принадлежавшей выходцам с маленькой голубой планеты Земля, появились первые представители конкурирующей расы, которые внешне оставались людьми. И первыми ласточками ее стал экипаж маленькой космошлюпки, дрейфующей в межпланетном пространстве.

Доктор ксенобиологии Карел Пишта вновь осознал себя. Он как будто вынырнул из глубокого темного омута, ослепленный солнечным светом и оглушенный звуками внешнего мира, настолько невероятным ему показалось это возвращение в собственный разум. Оглядевшись, ученый понял, что сидит в кресле, а вокруг него потертая обшивка тесной каюты в небольшом космическом корабле. Что с ним случилось? Почему он вновь оказался на борту шлюпки? Кто распорядился прервать экспедицию? Как Пишта ни напрягал память, найти ответы на эти вопросы он не мог. Тогда он встал из кресла, выглянул из каюты и позвал своего помощника Хью Кларка. Тот появился не сразу и вид имел столь же обескураженный.

– Почему мы опять в космосе, Хью? – спросил ксенобиолог.

– Не могу знать, док, – хмуро пробурчал тот. – Я был в полной отключке.

– Тогда кто приказал прервать экспедицию?

– Такой приказ могли отдать только вы, док, – откликнулся бывший полицейский сержант. – Да и коды для автопилота знаете только вы.

– Верно…

– Я хотел еще сказать, док, что люди волнуются. Они тоже не понимают, что происходит.

– Постарайтесь их успокоить, Хью, – распорядился ученый. – Угостите выпивкой из моих личных запасов и накормите как следует. А я пока попытаюсь понять, что с нами случилось.

– Слушаюсь, босс! – буркнул Кларк и удалился.

Ученый остался наедине со своими мыслями. Пока он разговаривал с помощником, какое-то странное ощущение, напоминающее раздвоение личности, настойчиво стучалось в двери его сознания. И теперь он позволил этому ощущению охватить его разум. В один поразительный миг произошло окончательное слияние личностей ксенобиолога Пишты и безымянного сократора третьего уровня расы Кси. Вернее, между ними возникло равновесие. Пока еще хрупкое и неустойчивое, но уже взаимопроникновение. Сократор третьего уровня в каком-то смысле стал доктором ксенобиологии Карелом Пиштой, а ксенобиолог Пишта – сократором третьего уровня. От личности ученого кси-личность переняла не только знания и опыт, но и умение принимать самостоятельные решения, а от кси-личности сократора ученый получил совершенно иную цель своего существования.

Подобные процессы происходили и в сознании других людей на борту космошлюпки. Лишь с некоторыми различиями. К примеру, когда примитивный разум бродяги и пьяницы сливается с таким же примитивным разумом рядового сектора, нового качества не возникает, ибо при сложении двух минусов плюса не получить. Впрочем, с точки зрения руководства плюс все-таки был: весь этот сброд с темным прошлым, слившись с секторами, стал гораздо более управляемым. Дело было теперь за самим руководством. Став отчасти сократором третьего уровня, Карел Пишта и сам должен был обрести новый смысл своего существования, и придать смысл существованию своих подчиненных. Центра уже нет, но, чтобы раса Кси могла возродиться и вновь завоевать Галактику, а может не только ее одну, нужно было создать новый Центр.

Не только эта, еще весьма далекая от реализации идея пришла в голову бывшего ксенобиолога, но и способы решения куда более насущных задач. Возвращаться на планету бессмысленно: в этом диком краю пришлось бы влачить существование первобытного племени, которое в отсутствие женских особей обречено на вымирание, не говоря уже о том, чтобы достичь великой цели возрождения расы Кси. Оставаться в дрейфующей космошлюпке бессмысленно вдвойне, ибо ресурсы ее ограничены. Выход только один: во что бы то ни стало добраться до густонаселенных миров. В планетной системе, к которой принадлежала Хоста, не было кораблей-маток постоянного базирования, следовательно, чтобы покинуть нее, нужно было отправить сигнал SOS.

* * *

Омар Хазред скучал по дочери. Решение Лейлы вернуться на планету Сочи он не одобрял, но отнесся к нему с уважением. Девушка утверждала, что собирается поселиться у тети Илги, но пресвитер хостинской колонии понимал: дочь отправилась следом за освобожденным пленником Дэни Николсоном, из-за которого пришлось свернуть колонию на суровой лесистой планете. Самого парня Омар не винил. Не вина Дэни, что Клир по необъяснимой, вернее необъясненной причине велел похитить его и доставить на Хосту. Бывший глава колонии до сих пор не понимал значения этой акции, но догадывался, что между похищением сочинца и его внезапным «освобождением» силами робогвардии есть какая-то связь. Впрочем, ни тогда, ни тем более теперь у Омара не было возможности разобраться в этой истории.

После сворачивания колонии Омар Хазред улетел на Лиму – четвертую планету в системе звезды Альферац. Лима являла собой полную противоположность Хосте. Климат здесь был супертропический. Среди бескрайних горячих болот, покрывающих планету от полюса до полюса, возвышались редкие острова, густо поросшие джунглями. Только самые отважные из людей выбирали Лиму для постоянного места жительства. Омару такие люди нравились. Потому, наверное, что он и сам был таким. Неудивительно, что здесь его приняли как своего. Выделили жилье, научили, каких животных следует остерегаться. И каких растений – тоже, ибо многие из них на этой планете тоже были хищниками. Постепенно пресвитер Хазред стал привыкать к новой жизни, вот только тоска по дочери не проходила.

Лейла связалась с ним всего один раз. На более частые контакты отец и не рассчитывал. И не потому, что считал свою дочь черствой и неблагодарной, дело было совсем в другом. Лиму освещало не одно и даже не два, а целых четыре солнца. Голубое, белое, желтое и оранжево-красное. Все они щедро изливали свой свет на поверхность крошечной по сравнению даже с самым маленьким из них планеты. Чехарда восходов и заходов в небе Лимы сбивала новичков с толку. Так было и с Омаром, но через несколько месяцев он уже научился разбираться в разновидностях белого и голубого дня и в их отличиях от красной и оранжевой ночи. Одна беда: из-за помех, которые все эти светила вызывали в магнитосфере планеты, связь с другими мирами была неустойчивой.

И все же Лейле удалось прорваться сквозь помехи. Помимо дежурных фраз о здоровье и настроении, она рассказала отцу и о том, что за Дэни в колонии, оказывается, следили. Конечно, о таких вещах не следовало бы сообщать по открытому каналу, но выбирать не