Осада церкви Святого Спаса - Горан Петрович

VI

Ох

Ох, счастье еще, что не все, сколько их могло поместиться в Савиной келье, пришли с простодушной радостью ждать избавления со стороны Юга.

Ох, горе, каково-то было преподобному игумену Григорию, когда он увидел через окно нынешнего, вдаль глядящее, как лавина заваливает дорогу спасителям.

Ох, каково-то было монахам, когда под грудой камней, воплей и земли померкла единственная надежда.

Ох, каково-то было мирянам, когда из всего войска Милутинова они увидели лишь несчастного Гойко, беспомощно упавшего на дорогу, такого, что его уже нельзя было отнести к живым, а ведь всего-то одна маленькая рыбья кость задушила в его горле дыхание.

Ох, каково-то было всем, когда они услышали радостные выкрики болгар и куманов. Расчеты сарацинского механика Арифа оказались точными, церковь Святого Вознесения опустилась на тридцать саженей вниз. Одна-единственная рыбья косточка, выпущенная из огромной баллисты, разом ухудшила положение всей Жичи.

Ох, как же горестно было видеть все это.

I

Воспоминание о месте великого боя, куда может завести шум крыльев черной лысухи и несколько взглядов длиной в полгода

Дело было в большом военном охотничьем хозяйстве, том самом, где бывший президент добивался исключительных охотничьих успехов, где Государство часто устраивало официальные отстрелы дичи, чтобы на должном уровне отблагодарить своих верных защитников, проявить внимание к тем, кто с ним сотрудничает, побаловать иностранных дипломатов. Правда, после смерти властителя (ввиду того, что наследников не особо привлекали развлечения такого рода) сюда разрешили доступ ботаникам и зоологам, и здесь они время от времени могли использовать приобретенные знания, чтобы комментировать природные процессы и явления на месте, там, где они происходят, так сказать, еще горячими. Перед окончанием учебы вместе с группой преподавателей здесь оказалось несколько студентов-орнитологов, а среди них и Богдан.

Как и обычно, приехавшим выделили для проживания коттедж всего лишь в каком-нибудь километре от резиденции, кроме того, гостей предупредили о том, где они могут находиться, а куда заходить нежелательно. Но даже несмотря на некоторые ограничения, небольшая группа любителей природы прекрасно проводила время, наблюдая за перемещением птичьих стай, подсчитывая поголовье тех или иных видов, отмечая, как подают голос влюбленные пары, как самцы объявляют о появлении на свет потомства и какой зов у одинокой самки. То здесь, то там орнитологи натыкались на охотничьи вышки, своеобразные памятники отваги и мастерства предыдущего владыки. В траве они часто находили ржавые гильзы и раскисшие патроны, напоминание о масштабах былых боев против зверья. На дне одного из сорочьих гнезд обнаружили позвякивание орденов, блеск погон и аксельбантов. А после того как стали прислушиваться повнимательнее, смогли разобрать и звуки выражения подчеркнутой сердечности, приязни, добросердечных разговоров, клятв, а иногда даже целиком отдельные фразы, которые птицы собирали несколько предыдущих десятилетий и вместе с веточками и волокнами пакли использовали при постройке своих гнезд. Все это, однако, не нарушило гармонию природы. После того, что она перенесла, она и здесь возглашала о своей великой победе.

Основа событий, о которых пойдет речь, была заложена в начале четырнадцатого дня. Сначала послышался металлический рев и в небе появилось несколько пятен, шесть вертолетов стремительно пронеслись над коттеджем для гостей и исчезли в направлении резиденции. После этого наступила тишина. Но не та, спокойная утренняя. Тишина была какой-то скованной, такая бывает, когда опускается ночь. Немо поднимались и опускались встревоженные стаи птиц. Серны то и дело вздрагивали, хотя не было слышно ни малейшего шороха. Кабаны, пригнув головы, безгласно вынюхивали свои тропы.

Ни преподаватели, ни студенты не знали, что происходит. Но, разумеется, происходило нечто непредвиденное, потому что охотничье хозяйство на время принятия важных государственных решений и проведения встреч и переговоров закрывали для всех посетителей. Никто из персонала не приходил сообщить им о необходимости срочно покинуть хозяйство, поэтому около полудня орнитологи разошлись по своим делам. Старый профессор и два студента, одним из которых был Богдан, отправились вслед за шумом крыльев черной лысухи. Увлекшись, они не замечали, как далеко и в какую сторону зашли, пробираясь через высокую траву и кустарник. Но на опушке небольшой рощи им пришлось воспользоваться биноклями, потому что птица двигалась все-таки быстрее них.

Оптические приборы без всякого специального намерения с их стороны показали то, что происходило прямо перед резиденцией. На широкой террасе за столом, покрытым развернутыми географическими картами, в садовых креслах с высокими спинками сидели два человека. Вокруг можно было насчитать шестерых секретарей, которые записывали каждое слово, произнесенное этими двумя, еще шестерых в военной форме с сжатыми невыразительными губами и шестерых официантов, следивших за порядком среди хрустальных стаканов и батистовых салфеток. Богдан не знал, почему, но куда бы он ни наводил бинокль (черная лысуха уже давно исчезла из вида), тот сам собой снова возвращался к этим двоим. Они решительными движениями карандашей перечеркивали и обводили на карте горы, реки, дороги и населенные пункты. Иногда останавливались, обменивались парой слов и, легко устранив предмет спора, словно смахнув муравья, продолжали прилежно что-то отмечать и чертить. Казалось, они делают это легко, без усилий, как будто заняты невинной детской забавой, вроде катания шара по влажному песку или пыли. Важное дело время от времени нарушал короткий резкий звук. Через бинокль Богдан видел, что исходил он от группы вооруженных людей – служба безопасности брала на мушку любую птицу, оказавшуюся на расстоянии выстрела от резиденции, все живое, что попыталось бы пролететь над местом, где договаривались эти двое.

Во второй половине дня, пока преподаватели и студенты обменивались впечатлениями, Богдан дремал. Он не открыл глаз и тогда, когда трое охотников без стука вломились в их коттедж. На поясе у каждого висело по десятку отяжелевших от дроби перепелов. Кое-где среди их перьев все еще сохранились комочки запаха земли. Краешки застывших глаз все еще слезились свежей голубизной неба. В судорожно сжатых клювах крылось по крошечной соломинке фраз, произнесенных на террасе резиденции, по одному географическому названию – Сараево, Баня-Лука, Поле, Мостар, Уна, Брчко, Гламоч, Брод, Биелина…

– Что это значит? – встал старый профессор, и трудно было понять, имеет ли он в виду очевидное нарушение сезонности охоты или такое беспардонное появление незнакомцев в доме.

– Сядьте! – услышали они безапелляционный ответ одного из охотников. – Прошу каждого из вас по очереди, не моргая, посмотреть мне в глаза.

А после того как они испытующе заглянули каждому в лицо, внимательно всмотрелись в зрачки и в деталях ознакомились со всем, что профессора и студенты видели в течение этого дня, Богдану было предложено без лишних слов следовать за ними.