Волчья кровь - Ульяна Соболева

Да, она спасла ее сына. Но это долг любой эскамы, любого подданного, любого, кто вхож в этот дом – сохранить жизнь императора. Есть ли в этом особенная заслуга? Роксана так не считала.

– Архбаа!

Со стоном бросилась к ней Гульнара и обняла ее ноги, целуя руки императрицы-матери.

– Вы пришли! Как же я рада вас видеть! Мне…мне запрещено выходить из комнаты. Арх…он разозлился, он…

– Я все знаю, не переживай, Нара, не переживай. Поднимись, идем присядем.

Полуобняла молодую женщину за плечи, поднимая с колен, и переместилась вместе с ней на кожаный диван, застеленный вязаной накидкой в темно-коричневых и бежевых тонах. Гульнару она любила, насколько вообще слово любовь могло быть уместно для высших существ чистой королевской крови по отношению к более низшим созданиям. Тем, кто не обращается, а лишь носит в себе гены и волчью кровь, но, по сути, всегда имеет человеческий облик. И пусть семья, в которой родилась Гульнара, была дальними родственниками Ибрагимовых и отдали свою дочь в возрасте шестнадцати лет в гарем императора Вахида, это не отменяло то, что она намного ниже королевской семьи. По сути эскама, но получившая привилегии, но не свободу.

Ни эскамы, ни наложницы не могли стать законными супругами. Негласные законы племени. Только особи королевских кровей, полностью обращающиеся, имели право взойти на престол, но…любая из наложниц могла родить наследника. Плод мужского пола всегда наследовал кровь и ДНК отца, а ребенок всегда обращался, начиная с двенадцати лет. Что нельзя сказать о дочерях, наследующих кровь матери и являющихся всего лишь валкамами. Они никогда не станут принцессами, никогда не унаследуют престол, но…их и не ждет участь наложниц. Они будут выданы замуж за подходящих им по положению членов стаи. И, при отсутствии наследника, их сыновья могут претендовать на престол.

– Она…она сделала это специально. Эта сука, эта смертная тварь. Я не верю, что она вот так спасла его. Она знала, что там нет яда, знала.

На глазах Гульнары появились слезы, и Роксана взяла ее за руки.

– Это нельзя проверить, увы, никак.

– Но ОН ей верит, император…он в восторге от нее, как он на нее смотрит. Сегодня утром, УТРОМ! Он стоял у ее комнаты и…он вошел бы туда. К ней! К эскаме!

Перед глазами Роксаны возникла картинка – тонкая рука эскамы без перчатки в руке ее сына, и этот тяжелый взгляд с поволокой, направленный на славянку. Да, никогда раньше ее сын ни на кого вот так не смотрел. И это опасно, это настолько тревожит, что у самой Роксаны перехватывает дыхание от негодования и от понимания, что может быть бессильной.

– Успокойся, ты должна взять себя в руки. Ты не имеешь право обсуждать действия императора. Вспомни, кто бы не находился в его спальне, он всегда возвращается к тебе, и только ты родила ему детей, только с тобой он был раскрепощен настолько, что позволил тебе зачать от него.

– Но она…она сделает все…

– Хватит. Будь гордой и сильной. Думай о моих внучках. Им нужна сильная мать. Мире уже восемь. Через два года ей найдут пару и состоится помолвка. В восемнадцать она выйдет замуж за одного из самых лучших воинов и членов стаи. Ты должна думать только об этом. А не о том, кто доставляет удовольствие императору. Мой сын будет это решать.

– НО не эскама! Не эскама! Это ведь позор!

– Замолчи!

– Она…она натравила его на мужа Азизы. Никто не знает, что теперь с ним будет, никто…

– Он будет казнен!

– Что? Что ты сказала, мама?

Послышался голос за их спиной, и обе женщины вскочили с кресла. На пороге стояла Азиза, бледная как смерть, она шаталась и держалась за косяк двери.

– Казнят? Как же так…мама…как же так?

Роксана вытянулась в струну и с раздражением посмотрела на Гульнару.

– Дочка…

Протянула руки к темноволосой женщине с красивыми длинными черными волосами и большими золотистыми глазами, удивительного цвета с оттенком оливы.

– Бахт…он не мог, он не такой. Он предан моему брату, как же так! Как? Я буду сама говорить с Архом, я упаду на колени и буду умолять его…в моем животе ребенок. Я жду ребенка от Бахта. Неужели он оставит меня вдовой, а моего малыша без отца? Это наш первенец…мамаааа…

– Не ходи…он не сжалится, это же Вахид. Ты его знаешь.

– Азиза…мне так жаль…так жаль, – Гульнара бросилась к женщине и взяла ее руки в свои, – если бы я могла помочь, если бы могла…

– Мама…нет…пожалуйста, сделай хоть что-то.

Азиза упала на пол и вцепилась в колени матери, прижимаясь заплаканным лицом к ее ногам.

– Это ложь! Бахт не мог!

– Баюл сознался…

– Баюл солгал, я знаю своего мужа, он бы не стал…

– Два свидетеля.

– Мама…поговори со смертной, она может изменить свои показания, может смягчить их, отказаться. Пусть Бахта сошлют, пусть его заточат навечно в подвалы, но оставят в живых. Мамаааа…

– А если это правда? Если я оправдаю убийцу моего сына? Как с этим жить?

– НЕТ! Нетнетнет…Бахт не мог, ты же веришь мне, его жене? Бахт предан, он же всегда был рядом.

– Хорошо…я поговорю со смертной. Ради тебя, Азиза, только ради тебя. Но ты не ходи к Арху. ОН слишком зол на твоего мужа, он не простит и не станет тебя слушать.

***

Она не понравилась ей с самого первого взгляда еще там, на инициации. Наглая славянка, с длинными кудрявыми медовыми волосами и васильковыми глазами, похожими на клочки их славянского неба. Не рыжая и не блондинка. С матовой молочно-белой кожей без единого изъяна, маленьким ровным носиком и пухлыми невероятно чувственными губами. Эти скулы, этот острый подбородок, так нежно очерчен, что хочется коснуться его рукой. Это роскошное тело, стройная, сочная, с длинными ногами, тонкой талией и высокой грудью. Округлая, мягкая, что свойственно ИХ женщинам. Не горным…более сухим или наоборот полноватым с излишками веса. Как Гульнара после третьих родов. А эта – кровь с молоком.

И вся эта идеальная красота отталкивает, вызывает дикую злость. Почему? Она и сама не знала ответ на этот вопрос, а точнее, не сразу поняла…а потом, когда заметила, как расширились зрачки Арха, как участился его пульс и дыхание, осознала, что это адская ревность к сыну. Потому что никто и никогда не заставлял сердце Вахида учащенно биться, ничто и никто не заставляли ее сына так долго и пристально смотреть.

И то…сколько раз ее помиловали, сколько раз эта смертная избежала наказания. Другая уже давно была бы мертва. Пусть бы лекарь высосал из нее всю кровь и сделал из нее лекарство на долгие годы для малышки Айше. А саму девку убил. Зачем она им? Но Арх не дал. Его приказ был – сохранить жизнь донору во что бы то ни стало.

Она бы ее разодрала еще там во дворе ночью, когда волчица внутри нее учуяла адски вкусный запах, настолько вкусный, что слюна потекла из уголков пасти. Еще секунда, и вся стая полакомилась бы мясом…но Арх стал между нею и стаей. Это говорило о том, что добыча принадлежит ему, и никто другой не имеет на нее права. Роксана ждала, что он сожрёт ее сам, но этого не произошло.