Валькирии. Женщины в мире викингов - Йоханна Катрин Фриксдоттир

Судя по литературным источникам, женщины помогали друг другу при родах, а акушерство было особым навыком. В «Книге о занятии земли» так говорится о плененной дочери ирландского конунга Мюргьоль: «Она была многознающей. Она присматривала за незаконнорожденным ребенком королевы, пока та была в купальне. Позже Ауд задорого купила ее, пообещав ей свободу, если она будет служить Турид, жене Торстейна Рыжего, так же, как и королеве»[326]. Рассказчик предполагает, что Мюргьоль владела и навыками колдовства, то есть разбиралась в травах, использовала руны и амулеты. При родах также могли помочь предсказательницы судеб норны. В «Речах Фафнира» (Fáfnismál) говорится, что они «могут прийти к женам рожающим»[327]. Любопытно, что хотя акушерство и считалось женским уделом, заклинаниям, которые помогают при родах, иногда обучали и мужчин. В «Саге о Вёльсунгах» валькирия Сигрдрива под видом Брюнхильд учит убийцу дракона Сигурда мудрости, в том числе раскрывает ему тайну особых рун (bjargrúnir):

Нигде не сказано, чтобы Сигурд когда-либо воспользовался этим знанием, но, согласно отдельным источникам, умение помогать роженицам считалось достаточно важным и заслуживающим упоминания в саге наряду с умением владеть рунами, помогающими в бою, защищающими от ядов, заживляющими раны, обеспечивающими хорошую погоду при мореплавании и подчиняющими чужую волю. Из этого следует вывод, что помощь в родах была практическим навыком, необходимым как женщинам, так и мужчинам, заинтересованным не меньше своих жен в здоровых наследниках.

Тот факт, что викинги постоянно перемещались с места на место, лишь подтверждает эту гипотезу. В «Саге о людях из Озерной долины» (Vatnsdæla saga) рассказывается о рождении ребенка во время того, как группа норвежских переселенцев направлялась к новым землям на северо-западе Исландии. Во время путешествия Вигдис, беременная дочь ярла и жена предводителя отряда переселенцев, останавливается у реки и говорит такие слова: «Я проведу здесь некоторое время, потому что я чувствую схватки»[329]. Вскоре на свет появляется Тордис. Место, где это произошло, нарекается Холмом Тордис, и вся группа по прошествии некоторого времени двигается дальше. Тот факт, что женщина, которая вот-вот родит, пешком или верхом пересекает незнакомую холмистую местность вместе с мужчинами, которые не придают ее положению особого значения, а также то, насколько прозаично все это описано, может шокировать современного читателя. Но, вероятно, именно так – без особого пиетета – к родам и относились в те времена[330]. Женщинам, скорее всего, приходилось трудиться до начала решающих схваток и вставать на ноги вскоре после родов, чтобы не задерживать остальных и не доставлять им лишних неудобств. Рассказчик не указывает, кто именно принимал роды у Вигдис. Возможно, одним из этих людей был ее муж и делал он это, взывая к высшим силам при помощи рун.

В труде Тацита «О происхождении и местоположении германцев» говорится о  скандинавских матерях, которые кормят младенцев грудью, что считалось нормальной практикой[331]. Согласно исследованиям, это могло происходить до тех пор, пока детям не исполнялось 12–18 месяцев[332]. Упоминания грудного вскармливания встречаются в сагах крайне редко и только в тех случаях, если что-то идет не так. Например, в «Саге о людях из Флой» рассказывается о необычном случае, произошедшем в Гренландии во времена острой нехватки еды и ужасных холодов: викингу Торгильсу, жена которого была жестоко убита, приходится самому вскармливать своего новорожденного сына. Отчаявшийся отец, недавно принявший христианскую веру, берет нож и делает надрез на соске. Сначала из раны сочится кровь, но через какое-то время появляется молоко, которым он кормит кричащего младенца, тем самым спасая ему жизнь. Вероятнее всего, эта сцена является отсылкой к представлениям средневековых христианских мистиков о том, что кровь из ран Спасителя сравнима с материнским молоком[333]. Несмотря на то что наука знает о случаях мужской лактации, которая может возникать в экстренных ситуациях, сравнимых с той, в которой оказался Торгильс, историки склонны помещать этот сюжет в религиозный контекст[334]. В любом случае он говорит о том, что раз мужское вскармливание описывается в саге как положительное и даже геройское явление, то практика женского кормления на его фоне должна была восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

Опыт Торгильса становится для него откровением: впоследствии он заявляет, что теперь понимает, почему матери, кормившие своих детей грудью, любят их так, как никто другой[335]. В «Саге о Греттире» (Grettis saga) в одной из вис цитируется распространенная скандинавская поговорка о том, что «мать – одна-единая в мире опора сыну»[336]. Несмотря на то, что кормящей женщине приходилось одновременно справляться с целым рядом других задач, этот период формировал ее особую связь с ребенком, о которой говорится во многих сагах. Например, можно встретить рассказ о том, что мать, потерявшая сразу двух маленьких детей, которых убил сосед, разъяренный их шалостями, вскоре умирает от горя[337]. В датском городе Римсё можно встретить рунический камень со словами некоего Торира, который утверждает, что смерть его матери – худшее из несчастий, обрушившихся на его голову[338]. О самой матери мы ничего не знаем, но в искренности сыновней любви и в горечи утраты сомневаться не приходится.