Русалки-оборотни - Антонина Клименкова

— Спасибо, — шепнула она пересохшими губами, быстро схватила ножик и, вскочив с места, пронзительно закричала: — Чур меня, нечистая сила! Чур-чур!!

Отскочив к порогу, Винченце ошеломленно воззрился на машущую на него березовым веником девицу.

Вдобавок вдруг раздался ужасный грохот — откуда-то сверху ему под ноги бросилась черная длинная тень и, едва не сбив, метнулась за дверь. Одновременно, опять-таки сверху, с лязгом упало на зеркала пустое ведро, отчего во все стороны со звоном брызнули осколки. Свечи опрокинулись на скатерть, пламя резво бросилось на ткань, на полотенце под общипанным караваем.

— Чур меня, нечистая сила! — вопила девица. — Почему ты не исчезаешь-то?! Убирайся прочь! Не трогай меня! Кыш!!

— Да почему ж нечистая? — мимоходом удивился Винченце.

Не теряя времени попусту, он зачерпнул упавшим ведром воду из бадьи и плеснул на занимающуюся лавку. Все зашипело, поднялся клуб белого пара.

И стало темно. Только едва серела распахнутая котом дверь предбанника.

— Чур меня!! Кыш отсюда!! Брысь, нечистая!!

— Ухожу, уже ухожу! Пожалуйста, синьорина, только не волнуйтесь так!

И вправду стоило поспешить. Едва оказавшись за порогом, пришлось прятаться за косяк — следом пролетела тяжелая фаянсовая солонка и разбилась о ствол яблони, что росла напротив.

— На счастье, — пожал плечами Винченце.

Когда миг спустя на двор выбежала Глафира — в сорочке задом наперед, с всклокоченными волосами и с тяжелым ковшиком в руках, — таинственного гостя уж и след простыл.

Только испорченная праздничная скатерть да обуглившийся каравай свидетельствовали о том, что все это ей не привиделось.

Внезапно разбуженный, напуганный и ничего не понимающий Василий, вылетев из бани, несся без остановки до самой околицы. И опомнился, обнаружив себя сидящим на высоком клене, вцепившись всеми когтями в толстую ветку. Только тогда Василий позволил себе отдышаться. И осмыслить сложившуюся ситуацию.

Приятно обдувал вздыбленную на спине шерсть прохладный ветерок. Уютно шелестели листья…

Что его разбудило, он все равно не понял. Но то, что сейчас в беспамятстве он забрался на такую высоту, с которой самому, кажется, никак не слезть, — он осознал, едва взглянув вниз, на шевелящиеся в полумраке верхушки кустов.

Делать нечего, хоть это и противно чести и достоинству — придется громко звать на помощь.

И добрые люди откликнулись. Не сразу, правда, но пришли на выручку.

Душераздирающее мяуканье вытащило из постели хозяйку стоявшей неподалеку избы. Зевая и бурча благословения всему кошачьему роду, тетка определила источник воплей, высмотрев свисающий из зелени черный хвост.

— Ах, мать твоя кошка, кой черт тебя туда понес? Застрял, что ль, али защемил чего? Орешь-то так, хоть мертвого поднимешь… Ладно, сиди, потаскун, — сказала добрая женщина. — Сейчас вернусь, только за метлой схожу.

Василий забеспокоился и подумал, не стоит ли забраться еще повыше и подальше. Тут, на его счастье, кусты снова раздвинулись — но теперь с другой стороны. Из ветвей показалась пятнистая морда коровы с печальными глазами и обломанным рогом. Видимо, услышала голос бабы и пришла. Василий ее сразу узнал — еще утром эта самая буренка отправилась искать, где клевер слаще, и отбилась от деревенского стада. Пастух, как обычно, заметил пропажу только к вечеру и всю ночь ее аукал по лесу. А она вон, оказывается, обошла вокруг по краю болота и явилась домой с другого конца селения.

Подождав, когда корова приблизится, Василий напружинился, помахал хвостом и низвергнулся на черно-белую пятнистую спину. И когтями попридержался за шкуру, чтоб сразу не свалиться в крапиву. Обиженно замычав, буренка бросилась напролом сквозь заросли — только колокольчик глухо забренчал, — и выскочила в огороды, топча грядки.

Василий, спрыгнув по дороге, потрусил в другую сторону. Уж больно охота было поглядеть, как баба станет маршировать туда-обратно с метлой наперевес.

А тетка спросонья спуталась, отправилась к другому клену, по пути недоумевая, почему чертов кот вдруг притих. Перед изгородью, сложенной из длинных жердей, она остановилась, поняв свою ошибку. Однако без наводящего мяуканья найти нужное дерево представлялось непростой задачей…

Пока она стояла, обуреваемая раздумьями и комарами, Василий обежал вокруг нее дважды. Побывав за оградой второй раз, кот увидал в лесу нечто, очень ему не понравившееся. И счел за лучшее немедленно отправиться домой.

Ничего не подозревающая женщина, зевая, хлопала кровососов и сожалела о том, что вредное животное подняло ее раньше времени и что обратно под одеяльце уже не лечь, потому как все одно скоро коров доить…

Тут до нее донесся подозрительный шум. Вытянув шею и даже поднявшись на цыпочки, опершись о метлу, она попыталась заглянуть поверх кустарника. Но тот вдруг будто расступился, и прямо перед ней появился кто-то страшный, огромного роста, черный, в стальных доспехах, с головой несуразно маленькой, напоминающей чугунный утюг. И с жутко горящими, будто докрасна раскаленные уголья, злыми глазами.

Но баба не стала его долго разглядывать — сразу заголосила и, бросив метлу, кинулась прочь.

Чудище медленно, словно во сне, двинулось следом — к тихой, беззащитной деревне… Только изгородь не приметило и споткнулось. Пара верхних жердей переломилась под тяжестью одетого в сталь колена. Чудище с трудом удержалось от падения, стукнувшись бронированным лбом о дерево. Над опушкой разнесся глухой низкий гул.

Накануне сват Микула

Отломал спинку у стула —

Получился табурет,

Вот и весь вам винегрет.

В позапрошлую недельку

Сделал лавку из скамейки…

Промаявшись до утра, Глаша все ж решилась. И позавтракав, отправилась к Серафиму Степановичу за советом.

Тот как раз в одиночестве чаевничал на веранде.

— Серафим Степанович, вот вы давеча про вурдалаков рассказывали, — потупившись, начала Глаша, чертя пальцем невидимую загогулину на перилах, где сидела, по обыкновению болтая ногами.

— Про кровососов-то? Как же, помню.

— Расскажите, как их можно от людей отличить? От живых?

— Как? Ох, трудное это дело. Особенно ежели ночью, в темноте… Одни из них, говорят, вылитые мертвецы и есть — морда синяя, глаза красные, одеты в лохмотья, и воняет от них тлением.

— А другие? — спросила Глаша с живым интересом.

— Вот с другими хуже.

— Как, совсем, что ли, сгнившие? — поморщилась девушка.

— Да нет, совсем даже наоборот. По виду от людей те упыри ничем не отличаются, разве что повадками. Ну еще в зеркале от них отражения нет, тень отбрасывают какую-то странную, необычную. От огня прячутся. Лица, говорят, у них белые, будто мелом обсыпанные, зубы острые, клыки как у волков, ногти на руках точно когти стеклянные — вот и вся разница. Да только разглядишь ли такие приметы в сумерках? Так что эти мертвецы самые опасные и получаются. А тебе, голубушка, зачем это знать-то? — прихлебывая из чашки, спросил Серафим Степанович.