Любовь сильнее меча - Андрей Легостаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если там мой дракон?
— Мы его увидим, — заверил Радхаур. — В крайнем случае, я тебе крикну. Но вообще-то, если он там, то он сам тебя найдет… Ламорак! Да осторожней, ты! — последние слова явно запоздали.
Ламорак с криком боли растянулся на земле, выронив из руки самодельное копье.
— О, проклятье! — не сдержался он.
— Ну как же ты так! — расстроенно воскликнул друг. — Ведь надо было осторожней!
Хотя чего там сетовать теперь. Нога Ламорака попала в невесть откуда взявшуюся здесь ямку или звериную нору. Радхаур склонился над другом, попытался снять сапог. Ламорак протестующе замахал руками:
— Подожди, подожди! Сейчас, может, пройдет.
Радхаур почему-то почувствовал, что — нет, не пройдет. Он со вздохом снял со спины мешок, развязал веревку, достал кабанье мясо.
— Есть будешь?
— Да, сейчас, подожди немного, — Ламорак морщился, стараясь перетерпеть боль.
Радхаур отрезал ему кусок, стал есть сам. Очень захотелось пить, но он не стал просить у друга флягу. Надо было решить, что делать.
— Что теперь будем делать? — спросил Ламорак.
— Идти ты не сможешь? Если сделать из копья костыль, то…
— Я даже думать сейчас не могу, чтобы ступить на ногу, — сообщил сегонтиумец.
Оба молча жевали мясо. Ламорак отстегнул от пояса флягу, глотнул, протянул Радхауру. Тот сделал маленький глоток, вернул флягу и растянулся на сухой глинистой земле. Уставился в небо, по которому лениво текло несколько легких, воздушных облаков.
Ламорак, вытянув больную ногу, вторую поджав под себя, смотрел, как удаляется Радхаур.
Тот ни разу не обернулся.
Наконец друг превратился в маленькую, едва различимую точку вдали и исчез совсем.
Ламорак вздохнул, свинтил крышку со фляги и сделал скупой глоток — ему показалось, что не воду пьет, а сладчайший эль.
Это он так легко сказал Радхауру, что до заката доковыляет до леса. А самому не хочется думать даже о том, чтобы встать.» Хорошо, что вывих, а не перелом, « — сказал Радхаур. А какая разница, собственно?
Глупо было бы умереть от жажды и голода здесь, в этой никому неизвестной пустыне. Он и не умрет. В смысле — здесь. Как-нибудь переночует, потом доползет. И его найдет Радхаур, получивший волшебную мощь от частицы Алвисида. Здесь найдет или уже в лесу.
А если Радхаур погибнет, там, у торса своего бога? Нет, об этом думать вообще нельзя.
Ну надо же было такое предложить — сделать из копья костыль! А если появится красный дракон, то что?
Ламорак тяжело поднялся на здоровую ногу и опираясь на копье, попытался идти в сторону леса.
И тут же увидел в небе мчавшегося к нему дракона.
« Как иногда багрянцем залиты
В начале утра области востока,
А небеса прекрасны и чисты,
И солнца лик, поднявшись невысоко,
Настолько застлан мягкостью паров,
Что на него спокойно смотрит око, —
Так в легкой туче ангельских цетов,
Взлетавших и свергавшихся обвалом
На дивный воз ивне его краев,
В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ и в платье огнеалом.»
Данте» Божественная комедия «
Это очень напоминало Радхауру путешествие по серебряной дороге в царстве Луцифера: идешь, идешь, думаешь о своем и лишь внимательно смотришь под ноги, чтобы не споткнуться. И вдруг — пришел.
Только в царстве Тьмы не было ветра. А здесь он все усиливался и усиливался, пока не обнаглел настолько, что сорвал с рыцаря шапку.
Радхаур хотел догнать ее, посмотрел в ту сторону и вдруг понял, что почти у цели. Что в голове звенит лишь» тии-ии-тиии «, заглушая все мысли. Что думает он лишь о торсе своего прославленного предка, о том, что надо любой ценой возродить его, что Радхаур — самый счастливый человек на земле, ибо у него есть высокая и прекрасная цель, цель жизни, и он достигнет ее чего бы то ни стоило…
Радхаур покачал головой — это не его мысли, они приходят извне. Он не прочь, возродить сэра Алана, ради этого он и отправился в Тевтонию, но не любой ценой. Нет, не любой…
Но сейчас, когда он пересек невидимую границу мертвой пустыни и ступил на лужайку перед высокой горой, он не остановится ни перед чем. Он добудет торс Алвисида. Просто потому, что деваться некуда. Без мощи Алвисида ему будет не вывести Ламорака из пустыни и не провести по дремучему лесу до часовни, где их ожидает Этвард.
Близился вечер, но до полной темноты оставалось еще несколько часов.
Взбираться на гору сейчас, или подождать у подножия? Сколько займет подъем? Склон не кажется слишком уж крутым…
Радхаур не замедлял шага, обходя лишь еще редкие кусты; пред самой горой и на ней, скорее всего придется прорубать путь мечом.
Однако, кусты оказались отнюдь не непроходимыми и зов вывел его точно к лестнице. Радхаур с удивлением заметил, что ярдах в трестах, левее, пасется коза. Откуда ей здесь взяться?
Но обращать внимание на подобные мелочи было недосуг, многократно усилившееся» тии-ии-тиии» неудержимо влекло его вперед.
Странная это была лестница, нерукотворная… То есть не в силах человека создать такую лестницу. Она начиналась задолго до горы и была идеально ровной, прямой, вела на самый верх. Каменные ступени казались древними, обомшелыми, но не стоптанными людьми и временем. Совершенно очевидно, что эта лестница предназначена тому, кто придет за торсом Алвисида. Ему, Радхауру. Лестница была широкой — около полудюжины ярдов и без каких либо перил.
На пятой или шестой ступени, почти посередине, белели кости человеческого скелета.
Радхаур ради интереса зашел сбоку — стена была абсолютно ровной, тоже заросшей мхом, словно вытесана из цельной горной породы; никаких швов между глыбами не было.
Гора начиналась дальше, ярдах в двухстах и была довольно крута для восхождения.
Больше стоять в нерешительности было стыдно — перед самим собой. Чего он боится: ловушек? Они могут подстерегать везде. Человеческого скелета? Так их на той тропе, у развилки, поболее было.
Он знал, что просто не будет — знал, когда выезжал из Рэдвэлла. Надо идти.
А может, лучше забраться по склону, поросшему диким непроходимым кустарником?
Не исключено, что там ловушек еще больше.
Что ж, кому суждено сгореть в воде, тот не утонет.
Радхаур решительно ступил на лестницу.
Ступени оказались удобными — как в алголианском храме. Только там на ступеньку приходилось два шага, а здесь идешь, словно по дороге, каждая ступень точно в размеренный шаг.