Книги онлайн и без регистрации » Фэнтези » Ночь богов. Тропы незримых - Елизавета Дворецкая

Ночь богов. Тропы незримых - Елизавета Дворецкая

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 88
Перейти на страницу:

Он отошел, а Лютава, заметив, каким взглядом он обменялся с Далянкой, затрепетала от удивления и предчувствия. Она не умела вот так с ходу предсказывать будущее, но неплохо понимала людей. Все восхищались красавицей Далянкой, но Мыслята смотрел на нее как-то по-особенному – с выражением, что вот эта как раз по мне! А Далянка отвечала на его взгляд с радостью, благодарностью и надеждой, будто у него было нечто, в чем она нуждается.

Но сейчас, утром, Мыслята только поклонился Далянке и отошел. Чаргай, не сводивший с нее ревнивых глаз, даже не посмотрел ему вслед. А Лютава подумала: хорошо, что Чаргай едет с ними на охоту, а Далянка остается в Чурославле. С тех пор как Хвалис исчез, Далянку стал одолевать пылкими взглядами молодой хазарин, так что девушка, заметив это, почти не показывалась в Ратиславле. Ее старшие братья, Рудоня и Ходилец, на прощальном пиру чуть не побили Чаргая – а то-де сглазит сестру своими глазищами черными! Мужчинам во главе с Богоней пришлось разнимать драку гостей. «Едва от Хвалиса избавилась, теперь этот леший на мою голову навязался! – жаловалась Далянка Лютаве. – А ведь и Хвалис за мной вернуться обещал!» – «Пусть-ка он вернется!» – многозначительно приглашала Лютава, но Далянка только вздыхала. Быть самой красивой девушкой в волости, к тому же знатной невестой, – опасная и беспокойная честь.

Выехали все вместе – Мыслята с несколькими родственниками, четырьмя женщинами и двоими мужчинами, сопровождавшими его на торг, Лютомер с бойниками и Лютавой и хазары всем обозом – Чаргай с верховыми, купцы с челядью и товарами на волокушах. За отдельную плату воевода Благота дал и людей, которые помогали собственной челяди купцов тащить ладьи.

– У нас мужики и ребята заранее медвежьи лежки выслеживают, – рассказывал Мыслята по дороге. Он шел во главе обоза рядом с Лютомером и Лютавой, показывая окрестности. – Как раз начинают укладываться, то под выворотнем в ельнике, а то и нору целую отроет – видно же. У нас к этому делу многие привычны. Вот была у нас бабка, ведунья наша, Лесавой звали. Ох и боевая была бабка, я вам скажу! Ты, варга, хоть и много повидал, а таких бабок, должно быть, не встречал нигде. Ее отец еще был знатный медвежатник, жил не в селе, а в лесу, на отшибе. Мать его тоже ведуньей была, я-то ее не застал, а старики рассказывали. Он тоже травами да охотой промышлял, а Лесава от бабки мудрости набралась, а от отца – смелости. Сильная была баба, здоровая, любого мужика поборола бы. У нас поговаривали, что она не от женщины, а от медведицы лесной родилась. Но это врут, пожалуй. Я, правда, сам Молчуновой жены не видел никогда, у нас и не знает никто, где он ее взял, но чтобы от медведицы – это уже перебор… Так вот, она, Лесава-то, сама замуж не ходила никогда, так и прожила весь век в лесу, и бабку там схоронила, и отца. Сама на медведей ходила с рогатиной, за зиму по три шкуры добывала, а за всю жизнь, наверное, голов пятьдесят взяла. Знатная была бабка!

– Была? – спосила Лютава. – Умерла она?

– Этим летом только. После Купалы сразу. Да ей уж под семь десятков было, столько не живут. Жаль, вас не дождалась. Тебе бы, княжна, любопытно с ней поговорить было бы. Про духов там разных, все такое. – Мыслята покрутил в воздухе ладонью с растопыренными пальцами, намекая на нечто, ему недоступное. – Такая лихая была бабка – куда там Огневеду!

Из-за тяжелого груза двигались медленно, но семь верст до села под названием Медвежий Бор одолели еще до сумерек. Село состояло из семи весей, рассеянных на расстоянии нескольких верст одна от другой, и по дороге к той, где жил сам Мыслята, миновали две из них. Веси тоже были не маленькие, одна из пяти, другая аж из восьми дворов.

– Сколько же у тебя народу в роду? – спросил Лютомер.

– А вот считай. Мы сами-то дешнянского корня, а то дед говорил, что с Дуная-батюшки наше племя путь держало. Пришел сюда пращур наш Радей, и было у него семь сыновей. Старший при отце остался, два средних рядом дворы поставили, остальные четверо расселились. Потом из тех четверых уже двоих, тоже младших, отселили, Путеичи, что мы проезжали, где пять дворов, да Оглядкины младшие двое, но они дальше, за Бобровый ручей ушли. Мы их теперь Бобровичами зовем.

– А мужиков-то сколько?

– Если тех парней не считать, что этой осенью только жениться думают, мужиков пять десятков будет.

– Да вы – сила! – уважительно заметила Лютава.

– А то ж! – спокойно согласился Мыслята. Глава такого многочисленного рода, он если и гордился, то не собой, а только своим родом. – Земли хватает пока, дичи в лесу, рыбы в реке, спасибо Велесу. Чего же не жить? У нас и дети редко мрут, тьфу-тьфу, слава Макоши.

Мыслятина весь, как самое старое родовое гнездо, в Медвежьем Бору считалась главной. Именно сюда мужики собирались на сходки, а женщины на посиделки. Здесь была выстроена изба-беседа, пригодная и для размещения гостей. Как рассказал Мыслята, в последние годы торговые гости зачастили через Неручь на Болву, так что он уже подумывает поставить для них отдельную избу и брать плату за постой. Сами же гости и надоумили – говорят, во всех землях так и делают.

Ладьи наконец спустили на воду Неручи, товар погрузили. Чурославльские работники, получив свою плату, отправились домой, надеясь успеть до темноты, – не так уж и далеко, налегке отчего же не дойти? Остальных устроили на ночлег: хазар в беседу, бойников развели по дворам, Лютомера с сестрой Мыслята пригласил к себе.

Дом его вела сестра, круглолицая и бойкая девка, державшая в руках невестку, жену младшего Мыслятиного брата. Не со зла, но только от горячности нрава Овсяница, как ее звали, гоняла туда-сюда невестку, детей, которых тут насчитывалось шесть душ, и все восклицала:

– Ой, когда же уйду я от вас! Ой, хоть бы кто-нибудь увез меня поскорее!

– Ох, Овсянка, накличешь беды! – посмеивался над ней Мыслята. – Здесь ты Дожиновну гоняешь, а в чужом доме свекровь да золовки тебя вот так же будут гонять. Наплачешься еще!

– Я свои слезы на дело поберегу!

– Наплачешься! Муж еще нос будет воротить: каша не такая, пироги не такие, и медовуху матушка куда как лучше делает!

– А то я виновата! Вон, девки ни одна у печки не крутятся, знай приданое шьют, а стряпать свекровь научит! Я одна, горемычная, сама все делаю, через вас же, мучители мои!

Но несмотря на эти вечные разговоры, в избе было чисто, глинобитные полы выметены и вымыты, стол выскоблен, дети веселые. Из них трое были самого Мысляты – старший, Помогайла, и впрямь сообразительный и степенный не по годам парень, и две девочки, восьми и шести лет, да трое племянников – два мальчика лет четырех-пяти и годовалая девочка. Старшая из девочек, очень похожая на Овсяницу, крепенькая, как боровичок, круглолицая и бойкая, верховодила всей ватагой, исполняла обязанности няньки при самых маленьких, озорникам раздавала подзатыльники и носила в семье заслуженное прозвище Старостиха.

Невестку, которую в семье мужа звали по отчеству – Дожиновна, в доме было почти не слышно, но именно она, оказывается, лепила красивые, ровные, с процарапанными по сырой глине узорами горшки, которые стояли на столах и у Мысляты, и у всех в его веси.

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 88
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?