Перевал - Ростислав Марченко

Несмотря на то что ситуация была крайне неприятной, бронежилеты ещё могли обещать, что отход возможен, причем даже с приемлемыми потерями.

В принципе, возможно, так бы и случилось, если бы на отроге высоты 403, не так уж и далеко от места, где до начала атаки О’Нил отстреливал маячивших северокорейцев, не появилось два легких пулемета. Затащенные красными на гору пулеметы заняли позицию примерно на четырехстах метрах и проявили себя как раз к тому моменту, когда появилась возможность косить отходящие отделения облическим огнем с фланга.

Шести тяжёлых и двух лёгких пулеметов, из которых два работали с господствующей высоты, а также двух продолжавших вести меткий огонь противотанковых орудий для взвода уже оказалось слишком много.

Соренсен погиб, вытаскивая вглубь рощи раненого при перебежке Чоя. Оба попали под одну пулеметную очередь. На шлеме и бронежилете санитара мелькнули вспышки бронебойно-зажигательных или пристрелочных пуль, и так и не отпустивший товарища Соренсен завалился на его обмякшее тело.

– Взвод, отходим вглубь рощи!

Бой был проигран, но Крастер не собирался поднимать руки – противник бы этого не оценил. Впрочем, сделать он больше ничего не успел. Если первую пулемётную пулю, с вспышкой и хлопком щелкнувшую по нагрудной пластине бронежилета, он по скачку адреналина практически не заметил, то вторая попала ему в колено, разнеся его вдребезги.

Времени перед появлением на опушке коммунистов как раз хватило, чтобы вколоть противошоковое, немного освоиться с болью и добраться до отлетевшего в сторону карабина.

Последней мыслью Крастера перед его очередной смертью стала: «Хоть кого-то с собой сумел захватить». В отличие от своего второго номера, северокореец, вооруженный таким знакомым японским ручным пулеметом, достаточной прыти, чтобы увернуться от очереди укрывшегося за древесным стволом недобитка, не проявил. А потом Крастера зажали огнем пистолетов-пулеметов и в очередной раз забросали гранатами.

Вспышка!

* * *

Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Сталлиена». Под вертолетом стелились освещённые утренним солнцем лесистые вершины корейских гор. Прямо по курсу строя вертолетов темнела мрачная дождевая туча.

Лицо Крастера как будто сковало льдом, под шлемом дыбом вставали волосы. Не знающий того, что случится, Марк Рюккер повернул к нему голову:

– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не будет.

Все те слова, что хотелось сказать Крастеру, ледяным комком стояли у него в горле. Он даже не стал оглядываться сквозь открытую дверь – он и без этого знал, что стрелковый взвод лейтенанта почти в полном составе спит…

Грохнул гром, в глазах Крастера мелькнула вспышка, и голос Рюккера подавился ругательством – в стекла пилотской кабины лезли вершины растущих на горном склоне деревьев…

Крастера одолевала свирепая ярость, щедро смешанная с чувством собственного бессилия. Случившаяся со взводом катастрофа в этот раз ощущалась по-настоящему позорной.

Он мог найти себе оправдания по первой перезагрузке – неудовлетворительно произведенная разведка, помноженная на самоуверенность и опытного, умного и умеющего применяться к местности противника не раз и не два приводили к катастрофе далеко не одних лейтенантов. Зевнуть притворившегося мертвым фанатичного самоубийцу было ещё проще. Третье поражение стало оборотным моментом той же самоуверенности и расчета на засаду с противником в походной колонне. А вот четвертый вариант событий нельзя было оправдать ничем – коммунисты раскатали взвод все той же лобовой атакой, которую морские пехотинцы должны были отбить. Но не смогли.

Он знал направление, с которого противник появится, он знал его примерные силы, он даже уже имел представление об используемых северокорейцами тактических приёмах. И каков результат этого знания? Накатившиеся на позиции взвода «людские волны» в очередной раз смыли его, причем в этот раз с объективно небольшими потерями. По самокритичной оценке Крастера, атакующие северокорейцы в этот раз, видимо, потеряли даже меньше людей, чем обороняющиеся. Конец боя он уже не застал, однако искренне сомневался, что понесший большие потери взвод мог взять хорошую цену с многократно превосходящего в численности противника. Собственно, именно выставленный ему «счет мертвеца» и бесил его больше всего.

Вот, казалось бы, какая проблема взводу солдат двадцать первого века расстрелять из штурмовых винтовок с оптическими прицелами плотную формацию поднимающихся по склону вражеских солдат? Причём в массе своей вооруженных болтовыми винтовками и малоэффективными на дистанциях более двусот метров пистолетами-пулеметами, что в теории вообще должно было сделать бой односторонним избиением.

Господь с ним, с первым случаем лобовой атаки на перевал. Будь у коммунистов меньше упорства и дисциплины, читай костяка подразделений из храбрых до фанатизма и замотивированных солдат, NCO и офицеров, атаку вполне реально было и остановить. Даже несмотря на ошибку со скученностью обороняющегося подразделения. Крастеру просто немного не повезло с качеством личного состава атакующего батальона. Они сумели найти в себе силы не лечь, но продраться сквозь беспощадный огонь морских пехотинцев и добраться до их горла в пирровой победе.