Леонид Квасников. Разведчик эпохи атома и космоса - Анатолий Максимов

Известна угроза первого послевоенного президента Гарри Трумэна, который в ожидании появления в руках Штатов атомной бомбы говорил: «если бомба взорвется, а это так и будет, то у меня появится хорошая дубинка для этих русских!». «Дубинка», казалось бы, была. Но… Достижение Советского Союза окончательно похоронило монополию США в области ядерного оружия, и после войны Советская Россия не позволила Западу разговаривать с нами с позиции силы.

ФЕКЛИСОВ Александр Семенович (1914–2007). Сотрудник внешней разведки госбезопасности (1939–1974). Работал по линии НТР в США и Англии (1941–1946, 1947–1950). Руководитель английского и американского отделов разведки (1950–1960). Резидент КГБ в Вашингтоне (1960–1964), участник разрешения Карибского кризиса (1962). Заместитель начальника ВРШ и КИ (1964–1974). Автор записок разведчика. Присвоено звание Героя России (1996).

Вот и здесь, в случае «разведка — агент», этика, как важнейший человеческий фактор, дала сбой. Барковский, автор работы по этике разведывательной деятельности, с большой горечью говорил об отношении советской стороны к Фуксу-агенту. Да, Фукс был предан и он признался: с ним работал опытный следователь; он смог убедить его «облегчить душу», основываясь на том факте, что Фукс работал с Советами в обстановке войны и после — будучи убежденным в необходимости ядерного баланса сил. Следователь говорил, что он имел право на такую позицию. Британцы категорически отвергли требование американцев в выдаче Фукса в Штаты, где его, без сомнения, ждала смертная казнь.

Барковский отмечал: забота о Фуксе, когда он стал проживать в ГДР, конечно, была — внимание властей, любимая работа (директор НИИ), дом, семья… Но как друга Советской России и источника ценнейшей информации, даже в условиях родственной нам ГДР, советская разведка Фукса не признавала. И Барковский констатирует: «…считаю, что в провале Фукса мы сами сыграли какую-то роль, которая привела его к признанию… Суть в ином. Фукс годами работал и жил в тяжелейших условиях. Так случилось, что долгое время мы с ним вообще не общались. Фуксу было не с кем посоветоваться, пожаловаться… Он оставался предан делу… Человека приперли к стене. Не доказательствами — психологически. Сломали и выдавили из Фукса признание…»

Многолетний куратор агента Клауса Фукса Александр Феклисов вспоминал: «Мы надеялись, что вот выйдет Клаус из тюрьмы и будет отмечен высокой правительственной наградой. Но этого не произошло… В 1964 году я подал рапорт на имя начальника разведки, в котором просил его ходатайствовать перед правительством о награждении немецкого ученого… Но когда стали говорить об этом с М.В. Келдышем, президентом АН СССР, он заявил: „Делать это нецелесообразно, ибо это принизит заслуги советских ученых в создании ядерного оружия“.

Клаус Фукс приезжал в Москву и с ним встречался Леонид Квасников, который поблагодарил Клауса Фукса за большую помощь Советскому Союзу, рассказал, что руководство нашей разведки через немецких друзей все время следит, чтобы в ГДР у него не было проблем в жизни… Вскоре Квасников ушел на пенсию, произошли и другие изменения в руководстве разведки. О Клаусе Фуксе забыли…» И с глубокой печалью Феклисов пишет в своих воспоминаниях: «Клаус Фукс и его друзья в ГДР в течение 30 лет ждали, что Советский Союз признает его заслуги. Но этого не произошло…»

В 1988 году Клаус Фукс ушел из жизни. И в этом же году, после показа телефильма об участии Фукса в создании советской атомной бомбы, корреспондент спросил бывшего президента АН СССР А.П. Александрова, участника событий, показанных в фильме: действительно ли Фукс помогал СССР? Академик ответил: «Было что-то. Но в общем это не играло существенной роли».

А ведь в это время уже состоялся обмен Рудольфа Абеля на пилота Гарри Пауэрса и другие обмены. За рубежом об «атомной дуэли» России со Штатами изданы горы книг, статей… Имя Клауса Фукса широко в них фигурирует. И, по мнению Феклисова, справедливым упреком звучат слова вдовы Клауса Фукса: «Что же вы так поздно пришли? Клаус так ждал вас, даже думал, что никого из советских товарищей, знавших его, не осталось в живых…»

Что мог ответить будущий Герой России Александр Феклисов? Ведь ему при визитах в ГДР и визите в Москву было запрещено общаться с искренним другом Советской России! В 1941 году, когда войска вермахта стояли у стен нашей столицы, антифашист Клаус Фукс по своей инициативе стал помогать нашей разведке в появлении атомного оружия. И блестяще делал это десять лет.

Замалчивание успеха Клауса Фукса? Оно разбивается о кредо, четко аргументированное историографом Владимиром Барковским и неоднократно высказанное Леонидом Квасниковым: «Каждый делал свое дело!».

Другие изменения в руководстве разведки? Новое руководство шаг за шагом вытесняло талантливых разведчиков и среди них — «атомных», ибо они раздражали своей высокой компетентностью и подвижническим характером в работе. Так и случилось с «великолепной атомной четверкой», отстраненной от активной разведывательной работы еще до срока выхода на пенсию… Как ни печально, но историограф Барковский осуждал эту отрицательную тенденцию: «… главным достоинством в делах НТР стала преемственность в ее работе и еще — в кадрах…»

Говоря «о времени Квасникова», хотелось бы еще раз отметить, что наряду с кадрами разведки весьма специфический характер носили кадры НТР. Заместители начальника НТР Леонида Квасникова — Владимир Барковский и Валентин Васильевич Рябов привнесли в работу особенности, свойственные кадрам этого направления разведки госбезопасности.

Вот как вспоминает один из молодых коллег в отделе НТР в начале шестидесятых годов о своем общении с Валентином Васильевичем.

Слово об одном из «гвардейцев Квасникова». Валентин Васильевич Рябов имел доброе прозвище «Чудак». Но он был «чудаком-на-которых-держится-мир». Это был «чудак» от разведки — умный, проницательный, профессионально грамотный и доброжелательный по натуре.

Он терпеть не мог ловкачей, неискренних людей и бездельников. Распознавал он их мгновенно и повышал свою требовательность и контроль за ними. В то же время Рябов никогда не отрицал права на ошибку, особенно если шел период становления разведчика. Не особенно утруждающие себя работой «мстили» Валентину Васильевичу, распуская слухи о его мнимых «чудачествах». Но Рябов был глубоко уважаем большинством из сотрудников. А его «чудачества» на самом деле были поисками новых путей решения развед-задач.

Однажды он повесил на двери своего кабинета циферблат часов, где стрелки указывали, когда он вернется в кабинет. «Группе химии» он поставил задачу создания мелков для постановки сигналов при моментальных встречах, тайниковых операций и других операциях по связи с агентурой. И один из них, химик по образованию, изобрел то, что нужно, — цветные мелки, исчезавшие с места их постановки через заданный промежуток времени. А это означало, что мелки испарятся и следящие не обратят внимание, кто следует по одному и тому же маршруту за разведчиком.

Рябов стал первым говорить об отставании советской разведки в использовании ЭВМ. Живым памятником этому неординарному человеку стало Управление по информационной и научно-исследовательской работе в области разведывательных проблем. Но, как это случается, вложившему душу в дело создания действенной и глобальной АИС (автоматизированной информационной системы) Валентину Васильевичу Рябову рабочего места в ней не нашлось.