Расскажи, как надо жить - Федор Анич

– Давай попробуем прямо сейчас? – сказал Дима.

– Попробуем что?

– Что было до того, как ты начал записывать в блокнот все, что пришло тебе в голову? Еще тогда, в самый первый раз.

– Правил перевод.

– Какой перевод?

– С английского.

– Вася, не прикидывайся дураком. Что было в статье?

– История про Алишу Бэнкс.

– Значит, ты прочитал историю и тебя это вдохновило, так?

– Наверное. Я не знаю, Дима. Но даже если это и так, ты видел, что у меня получилось? Это не песня. Это всего лишь текст. Ее надо спеть так, чтобы она была приятна для слуха. Что в ней припев? Что куплет?

– То, как петь песню, – дело продюсера. Это не твой вопрос, если, конечно, у тебя нет предложений.

– Что ты предлагаешь?

– Давай придумаем историю, которая тебя взволнует? – Дима явно загорелся идеей создания песни.

– Давай. Придумай! – сказал Вася.

– Хорошо…

Дима встал и стал ходить по своей комнате взад-вперед. Меня это почему-то развеселило. Пока он придумывал, я съездил в свою комнату за блокнотом и ручкой и вернулся к Диме. Он все также продолжал мерить комнату шагами.

– Так, – наконец сказал он.

Я тут же взялся за ручку. А вдруг?

– Чем должна кончиться твоя история? – спросил он внезапно.

– Что? Но я не знаю, чем закончится эта история, – ответил я и понял, что соврал.

Я знал, чем кончится эта история. Знал.

…За окном уже полночь. Я замечаю это не только потому, что Дима играет на пианино практически в темноте, но еще и потому, что мое сердце покалывает – я забыл выпить вечерние таблетки. Покинув Диму, я отправляюсь на кухню, не зажигая свет набираю горсть таблеток из разных баночек, наливаю в стакан воды (опять злоупотребляю! Ведь надо с разными жидкостями пить!) и, проглотив все, замираю.

Развязка пришла.

Блокнот на коленях, ручка в руке. Я пишу.

– Дима! Дима! Я знаю, чем все закончится! – радостно мчусь на своей коляске в комнату.

* * *

Мелодия, исполненная моим мычанием в телефон, трансформировалась в музыку очень быстро. Диме не нужно было объяснять, что у меня нет музыкального образования и я не могу понять, как и что нужно укладывать в мелодию, он делал все сам.

В воскресенье вечером он позвал меня в свою комнату, чтобы показать то, что получилось. Свою бывшую комнату я не узнал. Там царил настоящий творческий хаос: по всему полу были разбросаны исписанные листы, расчерченные линиями и закорючками, некоторые были смяты в порыве творческого полета и валялись кучками под столом, возле тумбы, но большая часть, конечно же, под х-образной подставкой под синтезатор. Не застеленная кровать стала пристанищем одежды, на кресле валялись какие-то книги и листы, листы, листы.

Ничуть не смущаясь, ногами Дима расчистил дорогу, чтобы я мог проехать, и помог мне подкатиться к синтезатору. Усевшись на место импресарио, он потер руки и возбужденно спросил:

– Ты готов?!

Я кивнул. Меня сжирали страх и нетерпение. Я хотел услышать, что получилось из того, что казалось мне пустой тратой времени. Всю ночь и весь день из Диминой комнаты доносились лишь отрывки музыки, я не слышал целого полотна, но не вмешивался в деятельность творца, искренне надеясь, что он закончит сегодня, а не засядет перед синтезатором на недели.

На подставке стояли пачки белоснежных листов с набело переписанными нотами, под которыми располагался текст. Заглавия не было, но текст я узнал – Roberto.

– Предупреждаю сразу, что это инструментальная версия. Но в моей голове уже сложилась даже аранжировка. Если оценивать все существующие песни по пятибальной системе скорости, то Roberto – на чистую тройку. То есть это не явный медляк, но и бешеного расколбаса ожидать не стоит. Весь акцент здесь – на слова.

Дождавшись от меня утвердительного кивка, Дима волшебным, невесомым движением опустил пальцы на клавиши, и я услышал мелодию, которую слышал вчера в голове и качаясь на волнах которой я сочинил текст песни.

Недолго вступая, Дима начал с легкого и не агрессивного повествования, адресованного возлюбленной Роберто. Растягивая слова так, как требовала того музыка, Дима рассказывал их историю с тем неуловимым изяществом, которое доступно только тому, кто действительно знает, о чем поет. Припев был нежен, мелодичен и безупречен, как казалось мне.

Второй куплет был адресован виновнику всего – Фернандо, человеку, изменившему их мир. И он был окрашен нотками обиды, сбрызнут хорошо завуалированной агрессией и невероятной нежностью. Как ему удалось передать эти чувства через столь сухие строки текста, я не знаю. Может быть, все дело в том, что Дима прекрасно знал эту историю, может быть, он сам был ключевой фигурой этой истории? Я не знаю. А может быть, свое волшебство сделала музыка?

Второй припев был немного быстрее, чем первый, и Дима расставил иные акценты. Он не просил не называть его именем Роберто, а требовал этого. Я даже не знал, что в английском языке акценты на словах могут значить так много – ведь текст не менялся: Don’t call my name, Don’t call my name, но, боже мой, какой разный эмоциональный посыл у этих двух припевов!

Момент, когда Роберто стоит на крыше и не знает, что ему делать, Дима отыграл на полную мощь: он доводил свои руки до исступления, поднимая голосом темп всей песни, накаляя обстановку до предела, и когда пришло время развязки, финального припева, я не мог сдержать слез, как и он.

Когда он закончил, я аплодировал.

– Это потрясающе, Дима!

– Тебе понравилось? Правда? – спросил он, вытирая слезы рукавом. По состоянию рукава я понял, что он проделывал это не в первый раз, и над этим синтезатором было пролито немало слез.

– Правда!

– Ты готов услышать «Better Then Love»?

– Не томи! Давай скорее!

– Она будет быстрее, я почему-то решил, что она должна быть более танцевальной. В общем, смотри сам.

Шмыгнув носом, он перебрал листочки на стойке, отыскал нужный, легким взмахом ударив по клавишам, прямо сразу начал петь. Начало было положено: я понимал, что дальше песня будет только развиваться, становиться быстрее и мощнее с каждым аккордом.

Распевая первый куплет очень агрессивно, Дима собирал в нем столько эмоций и чувств, что я невольно зажмурился от переизбытка своих собственных. Мне было тяжело смотреть, как он исполняет эту песню. Я знал, перед каким выбором стоит персонаж этой песни и мне становилось страшно с каждым новым словом, с каждым новым вздохом. Подбираясь к кульминации, Дима немного передохнул.