Прощай, генерал... Прости! - Фридрих Незнанский

— А он, кстати, был здесь после аварии? — спросил как бы между прочим.

— Да там, в больнице, много всякого народу перебывало. — Людмила пожала плечами. — Каждый посетитель без особой нужды не представляется. А я его ни разу в глаза не видела. Только со слов сестры… Но я почти уверена, что где-то накануне этого проклятого полета они виделись.

— Из чего вы делаете такой вывод?

— Катя была какая-то… взъерошенная, что ли. Знаете, как воробей, когда он сердится? Ух прямо! — Людмила даже кулаками потрясла в воздухе, демонстрируя воробьиную ярость, что вызвало у всех невольные улыбки. — Злая такая была… Мол, ух я ему покажу! А вот почему, по какой причине, я не знаю. Вообще-то у нее редко случались такие вспышки. Это ее надо было основательно довести… достать, как нынче говорят… Но потом она помягчела, будто успокоилась и даже снова засветилась. Я подумала, что у них все наладилось… Вот, пожалуй, и все, что я вам могла поведать, — закончила она свой рассказ. — Еще чайку?

— Спасибо, мы б с удовольствием, да уж поздно. Давайте перенесем на следующий раз. Если он состоится. — Турецкий улыбнулся. — Мы и так у вас засиделись. А доктора я попросил фиксировать по возможности в дальнейшем, кто будет навещать и звонить, справляться о здоровье.

Распрощались тепло. Уже в машине Филя заметил:

— Хорошие люди… И надо же, как жизнь складывается?..

— А чего тебе не нравится?

— Так а что ж хорошего-то, Сан Борисович? Сам подумай. Счастья, что ль, у них полна горница? Все та же вечная неустроенность. Раз сами не воруют, значит, из дома и взять нечего — вот он, показатель.

— Да разве «счастье» из избы вынести можно? Оно, Филя, в душе. А остальное — так, барахло, видимое богатство. Уж без него-то нам с тобой нетрудно прожить.

— Ну так а я о чем? Знаешь, Борисыч, для меня сейчас вот такой неброский, невидный домашний уют — признак какой-то особой человеческой честности… А Катерину все равно жалко. Сколько ей, тридцать два, поди, а семейного счастья все нет. Мужик, видишь, на стороне, которого она из каких-то соображений даже не показывает в родном доме. Это, между прочим, тоже известный симптом. Посмотреть бы на него… А вообще я чего подумал? На фотики ее поглядел и подумал, что генерал-то у нас — дурак!

— А может, как раз наоборот, не дурак и к тому же настоящий мужик? Честный, во всяком случае.

— Да, к слову, тебя в гостиницу забросить или у тебя на оставшийся вечер другие планы?

— Ну, Филя, — засмеялся Турецкий, — с тобой хоть стой, хоть падай! К слову у него! Да после всех твоих выводов как же я самому себе стану в глаза смотреть?

— Так это ж только когда бриться станешь, — беспечно пожал плечами Агеев. — А про генерала не надо брать в голову. Лично я б на его месте не устоял, нет. Да и вряд ли сестрица так уж про все и знает…

— Ты бы не устоял, это точно, но ты потому и не генерал.

— Ну, ладно, а ты у нас — генерал, только честно, устоял бы?

— Да бог с тобой, чего пристал с глупыми вопросами?

— Ага, вот в том-то и суть! А ты не ханжи тут передо мной. Я ведь довезу тебя до гостиницы, выброшу только пораньше, чтоб нам с тобой вместе не светиться, и зарулю на съемную квартиру, где меня нынче Олечка ожидает. Ну решай, а то из гостиницы тебе удрать будет потруднее. Там глаз много. Опять же, и день завтра тяжелый… — Филя остановил машину и теперь деликатно смотрел в окно.

Турецкий же мучился сомнениями. Нет, не такими, чтоб прямо уж «ах!», но все же. Наконец не удержался, смалодушничал. Выразительно хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Ну, конечно, как же я забыл? Я ведь обещал обязательно сегодня вернуть ей план городских улиц! Ты, кстати, не знаешь, может, нам снять для себя ксерокопию? Или где-то достать такой же? На, посмотри!

Турецкий вынул из кармана свернутый план и бросил Филиппу на колени, а тот взял, развернул его и отрицательно покачал головой:

— Нет нужды, если надо, завтра с утра такой же привезу, я видел, где они продаются. Можешь отдавать и ни о чем не жалеть.

— Ну, отдавать так отдавать, — излишне как-то беспечно отозвался Турецкий, но при этом тяжко, словно принужденно, вздохнул.

Филя хмыкнул, правильнее сказать, фыркнул, и тут же «врубил по газам».

— Ты куда? — забеспокоился Александр Борисович. — Это где-то на Социалистическом проезде. Надо же, какие названия еще сохранились в провинции!

— Знаем, — авторитетно заявил Филя. — Доставим прямо к подъезду… — и пробурчал себе под нос: — В необъятные объятия, во, блин!..

А дело заключалось в том, что ни на какую съемную квартиру Агеев вовсе не собирался. Напротив, его вполне устраивал шикарный номер Турецкого, из которого всего и надо было лишь удалить на пару-тройку часиков хозяина, поскольку Олечка сегодня опять дежурила, что-то у них там сместилось в расписании, а в служебном номере «общаться» попросту побаивалась. Нет, это не мешало ей тем не менее проявлять всю глубину и полноту своих ответных чувств, но Филипп интуитивно ощущал ее напряжение, которое не давало и ему возможности расслабиться полностью. Так что отсутствие Турецкого ему было только на руку. Заодно, между прочим, неплохо и за номером присмотреть, поскольку в отсутствие хозяина наверняка могут отыскаться любители проверить, что там да как.

Ну а уж в том, что животрепещущая Настенька с очаровательной фамилией Ромашкова и обильными своими женскими прелестями, как тот серенький волчок, что коли уж ухватит за бочок, так скоро от себя гостя, на которого она уже положила глаз, не отпустит, можно было не сомневаться. Следовательно, сбросит лишний пар и Сан Борисыч, который ведет себя немного нервно, что для него не очень характерно и что также пойдет на пользу делу.

Таким вот образом Филипп Агеев одним выстрелом убивал наповал сразу двух зайцев. А может, и трех — это уж как получится.

— Куда ж это вы вчера запропастились, дорогой мой Александр Борисович?

Ласковый и отечески заботливый голос Зорин Августовича так и рокотал от огорчения.

— Я-а-а? — изобразил крайнее удивление Турецкий.

— Да, вы-ы-ы! — с укоризной, шутливо передразнил Белкин. — А ведь я вас весь вечер разыскивал, хотел предложить та-акую чудную программу! Испытать та-акой восторг!

Турецкий зримо представил себе, как адвокат сейчас даже глаза закатил от своей воображаемой «программы». Но вовсе не это ему было нужно. Значит, они потеряли его и теперь беспокоились, не надувает ли он их, попросту говоря, пообещав одно, а делая совершенно другое. Но ведь он же их сразу предупредил, что расследование не прекратит, так что какие ж после этого вопросы? Информировать — это другое дело. Когда будет о чем…

А все их «чудные программы» определенно пахнут обыкновенной провокацией с последующим шантажом. Впервые, что ли? Тут все давно наперед известно: ресторан, потом казино, в котором «хозяева — свои люди, можете себе ни в чем не отказывать, выигрыш — ваш, а проигрыш — так и быть, за счет заведения»… Ну а в конце веселого вечера, когда ты уже прилично «наберешься» и начнешь терять ориентацию, какая-нибудь умопомрачительно сексапильная, полураздетая и готовая на великие подвиги блондиночка прильнет к твоему плечу и страстно зашепчет, что ей ну просто невмоготу… А наутро тебе покажут по телевизору со встроенным видеомагнитофоном «интересное кино», где та самая блондиночка в паре с тобой откалывает потрясающие акробатические номера. И хотя все это демонстрируется с юмором, с улыбочкой, ты-то отчетливо понимаешь, что сидишь на крючке. И тогда начинаешь дергаться, как тот… судак, которого вытягивают из родной стихии. Вот только теперь уже «рыбаки» — народ безжалостный, ни на какие уступки не согласный. Значит, тебе остается либо — либо, третьего не дано.