Берсерк забытого клана. Стезя судьбы - Юрий Москаленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так вот, — Иван доукомплектовал-таки свои мысли правильным набором слов и продолжил. — Я вчера повёл себя неподобающе, — он решил начать с самокритики, как поступает большинство конкретно наезжающих, мол — я конечно неправ, но ты один хрен ответишь. — Я отвратительно выразился в отношении девушек, что не достойно дворянина, чья кровь…
— Высочество, а в остальном? — я грубовато перебил его, демонстративно расслабляясь, и вальяжно откидываясь на спинку стула.
— Ты оскорбил меня, и я, — он опять потерял нужные слова и выражения, явно нервничая. — Но прежде всего, Феликс Игоревич, я хочу знать, что такое гандон и эсэсовцы! — он озаботился степенью нанесённого себе оскорбления, судя по уточнению.
От же, а? Я и забыл, что в этом мире не имеют понятия о средствах контрацепции, как и их нелитературных вариантах употребления в речи. И о фашистах тоже не знают. Поэтому, мне нужно этот вопрос игнорировать, или пройтись по нему очень вскользь.
— Высочество, ты не находишь взаимосвязи причины и следствия? — я вскинул бровь. — А давай-ка я тебе всё объясню, как смогу, а там и зарубимся, если захочешь. Лады?
Годунов нашёл в себе залежи здравого смысла и кивнул, согласившись передать мне инициативу в сложном диспуте.
— Отлично! Тогда послушай, это будет полезным для твоих мудрых выводов и решений, — я чуть сменил позу посадки, скрестил руки в районе груди и тоже нахмурился. — Что означает твоя напыщенная тональность начала отповеди, перед тем как приступить к основной, наездной её части? Это риторика, поэтому, Ваня, ты просто послушай меня, — я пресёк его потуги в поиске очевидного мне ответа. — Все так делают, подвергая себя лёгкой критике, такого вот благородного и правого, со своей же точки зрения, — я продолжил нормальное пояснение. — Но, Ванечка, а как это выглядит для меня, ты задумался? Не перебивай, говорю! — рявкнул я. — Я только начал! — мне пришлось даже голос повысить, чтобы осадить его попытку встрять меж моих слов. — Начнём с того, что в самом начале я вдруг оказался свидетелем откровенного упоминания о девчатах, как о дамах лёгкого поведения, со скверным характером и тяжёлой судьбы. Кстати, среди таких бывают люди подостойнее некоторых князей-аристократишек, — я перешёл к сути конфликта. — Что означает осознание твоей неправоты лишь частично? Цитирую тебя же — «я вчера повёл себя неподобающе», — я привёл дословный пример. — Ну-у-у, — я развёл руки в стороны и замотал головой, подчёркивая своё несогласие нелепости его заявления. — Нет уж, друг мой — раз ты накосарезил, то имей мужество принять и ответку, пусть и словесно, как было в данном конкретном случае. А нормальная реакция — это прямой в челюсть! Итак? Что скажешь теперь?
Я вернулся в исходное положение расслабленного человека, вальяжно откинувшегося на спинку стула, и скрестившего руки на груди. Затем, я сосредоточил вопрошающий взгляд на лице своего зависшего оппонента.
— И напоследок, для твоего правильного ответа, — мне пришлось прервать хаос его мозговой деятельности. — Никакой статус великости не уберегает человека от ответственности за свои действия! А теперь говори, чего этакого намыслил?
— Я виноват, как не крути, — самоотверженно изрёк Годунов.
— Вот и отлично!
Я резко, как только умею, сконцентрировался. Вскочив и перегнувшись через столешницу, я провёл упомянутый удар в морду высочеству, и констатировал его громкое падение на пол, вместе со стулом.
— Теперь, Ваше Высочество, мы с вами квиты за девушек, — я широко улыбнулся шокированному Ивану, инстинктивно зажавшему челюсть и выпучившему глаза. — Пожмём руки?
Обойдя длинный стол, я приблизился к поверженному и протянул ему руку. И-и-и…
И именно в этот момент двери открылись, и в Трапезный Зал заявились все остальные.
Вполне предсказуемо, что пришедшие завтракать дамы с господами сосредоточили всё внимание на нашей паре.
А композиция та ещё нарисовалась, как и ситуация в целом. Можно сложить великое множество всяческих домыслов и суждений о происшествии.
Я решил не ждать у моря погоды, и остановился на бытовой версии падения Годунова.
— Иван, я же тебе говорил, у этого стула ножка подломана, а ты меня не послушал, — покачал я головой для проформы, а Годунов сразу понял весь смысл моей речи и взялся за протянутую руку. — Да я что-то с утра сам не в себе, — он принял правила навязанной мною игры. — Спал очень плохо, вот и не обратил внимания, — договорил Годунов, уже встав, как ни в чём небывало. — Благодарю, Феликс! Доброго утра всем! — это высочество обратился уже к вошедшим.
Я выдохнул. Естественно, в мыслях.
А по настрою младшего Годунова сложился более радостный вывод — он абсолютно всё правильно понял, и к этому вопросу больше не возвратится. Вообще, ко всему вопросу, а не только касательно моего удара и своего падения.
Ну что ж, подводя промежуточный итог всего случившегося и утром, и ночью, мне приходит на ум следующее заключение — я снова ошибся в Иване, представив его в нехорошем свете. Именно это и радует.
Интерес к Годунову сразу пропал, и мы чинно расселись.
Скарлет, надеюсь, что в этот раз настоящая, но не факт, звякнула серебряным колокольчиком, призвав обслуживающий персонал.
Он скоренько появился в трапезном зале, и почти всё свободное пространство массивной столешницы моментально заполни чайные принадлежности. Следующая группа слуг дополнила сервировку разнокалиберными тарелками, укомплектованными аппетитно пахнущей снедью, и наш общий завтрак начался.
Занимаясь тщательным пережёвыванием пищи, что безусловно полезно для пищеварения, я не нашёл другого занятия, кроме как наблюдение за девушками. Сделанное открытие меня стукануло по голове изнутри, словно обломанный поршень в моторе.
Они поняли всё, что тут произошло. Нет, не так, они просто-таки знают об этом, за что периодически одаривают моё скромное эго приятными взглядами благодарности. Ну что за натура у дам? А проницательность-то какая?
— Феликс, извини за отвлечение тебя от насыщения, — благостную тишину общего завтрака нарушила Скарлет.
— Да-да!
— Ты не мог-бы выпустить бабонек-прачек из западни, которую ночью поставил? — амазонка хитро прищурилась, и не стала скрывать улыбку.
Улыбнулась не только она, но и все, кто уже слышал об этом инциденте, случившемся со мной в прачечной Северного Замка.
Фактически получается так — все и всё уже знают, посему и лыбятся в свои тридцать два. Даже слуги еле-еле сдерживают себя.
Мне стало жалко тех самых женщин, так и оставшихся на всю ночь во влажном и жарковатом помещении. Однако, лень матушку ещё никто не отменил, оставив сей порок в человеке навечно.
Посему, я решил переложить столь ответственное дело на первые попавшиеся свободные плечи.
— Парень, а ну, подойди-ка сюда! — я взмахом призвал молодого служку, занятого простым делом, связанным с обеспечением своевременной смены посуды. — Будь столь любезен!