На повестке дня - Икар - Роберт Ладлэм

— Похоже, предупреждают о чем-то, — сказал моссадовец Иакову, сидевшему рядом с водителем на переднем сиденье. — Это мне не нравится. На пути к Маскату не предполагалось никаких остановок. Неужели султан расставил патрули? Приготовьте оружие, молодые люди. Неизвестно, что нас ждет.

— А что нас может ожидать? — ощетинился Иаков, выхватывая пистолет из кобуры. — Мы действовали в обстановке строжайшей секретности. О наших действиях неизвестно ни одной живой душе. Моя собственная жена считает, что я на маневрах в пустыне Негев!

— В любой, даже самой засекреченной, системе не исключена утечка информации. Иногда неприятелю удается кое-что раскопать. Проинструктируйте своих друзей. Синий. Думаю, придется стрелять...

Иаков отдал приказ. Бойцы прильнули к окнам, держа, оружие наготове. Однако тревога оказалась ложной.

— Это Бен-Ами! — Моссадовец нажал на тормоза, и машина, подпрыгнув пару раз на разбитой дороге, резко остановилась. — Откройте дверцу!

Небольшого роста худощавый тип в джинсах, в белой хлопчатобумажной рубашке навыпуск и готре залез внутрь, вынуждая Иакова потесниться.

— Поехали, — сказал он. — Только медленно. Здесь патрулей нет. Если и остановят, то минут через десять, не раньше Фонарь есть?

Водитель наклонился, достал из-под сиденья фонарь, протянул ему. Включив его, Бен-Ами обвел взглядом сидящих на заднем сиденье.

— Отлично! — сказал он и кивнул, довольный осмотром. — Настоящие бродяги... Если нас остановят, переходите на арабский и несите всякий вздор про свои любовные похождения. Усвоили?

— Аминь! — произнесли Серый, Черный и Красный. Оранжевый ударился в рассуждения.

— Талмуд говорит, что ложь — это грех, — заявил он. — Дайте мне красотку, тогда еще посмотрю!

— Заткнись! — оборвал его Иаков, даже не улыбнувшись.

— Что заставило вас приехать сюда? — спросил офицер Моссад.

— Безрассудство! — ответил Бен-Ами. — Один из наших людей в Вашингтоне связался с нами спустя час, как вы покинули Хеврон. Его информация касается американца. Конгрессмена, ни больше ни меньше. Он здесь. Внедрился в ряды террористов, действует под прикрытием... Можете себе представить'

— Если это не деза, — произнес водитель, сжимая руль, — то все слухи о некомпетентности американских спецслужб, что мне доводилось слышать, истинная правда. Ведь если его схватят, разразится грандиозный скандал. Едва ли американцы пойдут на такой риск...

— Уже пошли. Он здесь.

— Где конкретно?

— Этой информацией мы пока не располагаем.

— А какое отношение к нему имеем мы? — спросил Иаков. — Какой-то придурок, пусть и американец. Кто он такой?

— Большая шишка, коллега, как ни жаль вас разочаровывать, — отозвался Бен-Ами. — И мы обязаны оказать ему необходимую помощь.

— С чего это? — Иаков покачал головой. — Хотелось бы знать почему.

— А потому, что Вашингтон, во-первых, понимает, какому риску он себя подвергает, во-вторых, отдает себе отчет о катастрофических последствиях этой акции в случае его провала. Поэтому и отгородился от него. Конгрессмен действует сам по себе. И если его заграбастают, к правительству он обратиться не сможет, поскольку его не признают, то есть не вправе признать. Он здесь в качестве частного лица.

— Не совсем, — сказал Иаков. — Если американцы не в состоянии помочь ему, почему это должны делать мы?

— Потому что ему никогда не позволили бы сюда приехать, не будь кто-то наверху уверен в том, что он способен на экстраординарные действия.

— Но все-таки, почему этим должны заниматься мы? У нас своей работы хватает. Каким образом выбор пал на нас?

— Вероятно, мы можем сделать то, на что не способны другие.

— Но ведь это сулит большие неприятности! Я бы даже сказал, политическую катастрофу! — воскликнул водитель. — Вашингтон заваривает кашу, а расхлебывать ее оставляет нам. О чем думает проарабское лобби в Госдепе США? Вы только представьте! Он терпит поражение, мы оказываемся неспособными вытащить его, и вот, пожалуйста, во всем виноваты евреи. Еще одного Христа распяли, условно говоря.

— Позвольте! — прервал его Бен-Ами. — Вашингтон не сваливает это дело на нас, поскольку ни одной живой душе неизвестно, что мы в курсе. Мы не засветимся даже в том случае, если наши усилия увенчаются успехом. Мы всего-навсего предоставляем кое-какие услуги, когда в этом возникает необходимость.

— Вы так и не ответили мне! — Иаков начал терять терпение. — Почему именно мы?

— Объяснил как нельзя лучше. Только вы, молодой человек, не слушали меня, ваша голова, похоже, забита не тем. Я сказал, мы делаем то, что делаем, потому, что способны кое-что сделать. Хотя гарантий не даем. Не забывайте о двухстах тридцати шести несчастных, которых держат в заложниках. Уж их-то страдания должны быть вам понятны, ибо наш народ страдал, как ни один другой! Среди заложников ваш отец, человек, представляющий для Израиля немалую ценность. Если у этого конгрессмена есть какой-либо шанс освободить заложников, мы просто обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь ему, независимо от того, увенчаются наши действия успехом или нет. Для начала мы должны найти его.

— Да кто он такой, в конце концов? — спросил водитель. — Американцы, они что, держат в тайне его имя и фамилию?

— Да нет, отчего же! Его фамилия Кендрик... Автомобиль резко дернулся, Бен-Ами оборвал фразу на полуслове. Реакция моссадовца оказалась настолько бурной, что машина едва не развернулась поперек дороги.

— Эван Кендрик? — переспросил он.

Справившись с потрясением, он взял себя в руки. Машина пошла ровнее, однако у него в глазах по-прежнему плескалось изумление.

— Да, — сказал Бен-Ами.

— С ума сойти! «Группа Кендрика»...

— Что еще за группа? — Иаков бросил на моссадовца удивленный взгляд.

— Фирма, которую он в свое время открыл здесь.

— Его досье вышлют из Вашингтона сегодня вечером, — добавил Бен-Ами. — У нас оно будет утром.

— Вам оно ни к чему, — заметил моссадовец. — Кстати сказать, у нас имеется досье на него, столь же внушительное, как и Моисеевы скрижали. И еще есть Эммануил Вайнграсс. Хотя было бы лучше, если б мы его не знали.

— Я не улавливаю связи...

— Не сейчас, Бен-Ами. На установление связи уйдет несколько часов и немеренное количество вина. Вот такой этот Вайнграсс!

— А если короче?

— Короче не значит яснее. Определенно могу сказать одно: если Кендрик здесь, значит, его возвращение имеет непосредственное отношение к событиям четырехлетней давности — взрыву, унесшему жизни более чем семидесяти мужчин, женщин, детей. Все они были как бы его семьей. Надо знать Кендрика, чтобы понять это.

— Вы знакомы с ним? — Бен-Ами подался вперед. — Вы в самом деле знаете его?