Меч ангелов - Яцек Пекара

– Веселый Палач… – пробормотал я.

– Если хотите, можете его именно так называть… – пожал он плечами. – Возможно, вы правы: я не могу запретить вам участвовать в расследовании, но и вы не имеете права вмешиваться в мои действия. Я выясню правду о мерзостях, которые пережил сей несчастный город.

– Я уже знаю всю правду, – сказал я ему.

– Верьте мне: ваша гордыня и упорство встретят должное внимание в Апостольской Столице, – сказал он. – И горе вам, если следствие раскроет, что мы здесь имеем дело с колдовством.

Я вышел из комнаты, поскольку больше не о чем было говорить. У меня не было никаких сомнений, что Сфорца получит, чего жаждет, и обнаружит в Штольпене колдуна. И наверняка не одного, а целую секту. Я говорил уже, что палач с раскаленными щипцами всегда сумеет убедить допрашиваемого, что тот – зеленый осел в розовую крапинку. И вся мудрость состоит в том, чтобы, имея такую власть над людьми, не позволять поддаваться ей. Но понять это могли лишь те, кто прошел суровую школу в Академии Инквизиториума.

На пороге дома я увидел мрачного рыцаря де ля Гуардиа, который приветствовал меня неохотным кивком. Но я догадывался, что его настроение не имеет ничего общего со мной – и, как оказалось, был прав.

– Он ведь вам рассказал, да? – утверждал, а не спрашивал он.

– О Веселом Палаче? Конечно, рассказал.

– Не желаю участвовать в следствии, которое станет вести эта тварь, – сказал он с отвращением. – А вы?

– Господин рыцарь, – ответил я. – Вы должны понять. Веселый Палач не проводит допросов, а всего лишь выполняет желания брата Сфорца. А это две большие разницы, поскольку…

– Не знаю, – прервал он меня. – Не понимаю в этом ничего…

– Ваше присутствие, конечно же, не будет обязательным, – сказал я успокаивающим тоном. – Хотя, возможно, ваше влияние могло бы несколько смягчить резкость суждений брата-мытаря.

До чего же дошло, бедный Мордимер, подумал я с иронией, если за счастливый поворот судьбы ты полагаешь то, что на допросах может присутствовать урожденный дворянин, который слабо разбирается в праве, ересях и колдовстве. И все же я знал, что присутствие рыцаря действительно в силах сгладить противостояние между Сфорца и мною, пусть даже я и не имел намерения начинать его лично.

– Я подумаю над этим, – ответил де ля Гуардиа. – Но это плохо, это плохо… – Он покачал головой и, не обращая на меня внимания, направился к жилищу настоятеля.

* * *

Но Веселого Палача я увидел не на следующий день, а сразу же после обеда. Уж не знаю, кого я ожидал узреть, но всяко не эту одновременно гротескную и страшную фигуру. Веселый Палач из Тианнона был одет в облегающий кафтан с нашитыми разноцветными заплатками, сапожки с загнутыми носками и широкие, переливающиеся всеми цветами радуги панталоны. Шею и запястья его окружали пышные брыжи из белого шелка. Но не то, что он выглядел как паяц, было наиболее странным.

Лицо Веселого Палача закрывала золотая маска, изображавшая хохочущее личико толстощекого златовласого амурчика. Даже его глаз не было видно из-под узких горизонтальных щелей. Но имелись в его наряде и сильно беспокоившие меня детали. Брыжи на правом запястье были с буро-ржавым пятном, словно из-за засохшей крови, а на зеленом поясе панталон виднелся еще один след такого же цвета.

– Та ну на хер… – пробормотал Курнос, и это была очень дельная мысль обо всем происходящем.

– Позвольте представить вам, господин Маддердин, – сказал брат Сфорца с неподдельным удовлетворением в голосе. – Это мастер палаческого цеха, Гаспар Лувейн.

– Веселым Палачом зовусь на белом свете, ибо радостней меня людей вы не найдете .

Голос Гаспара был одновременно хриплым и писклявым, будто палач едва входил в возраст мужа, когда высокие мальчишеские нотки начинают превращаться в мужское звучание. Но поскольку я слыхал о его свершениях уже несколько лет, то был уверен, что он не так уж и юн.

Я смотрел на него некоторое время.

– Держите своего пса подальше от меня, брат-милостынник, – предостерег я безразличным тоном.

– А мы ведь братья по делу, оба мучим людское тело, – запищал Веселый Палач с явным упреком в голосе.

– И рифмы у него подлые, – сказал я. – И передайте ему, если на то ваша воля, что коли он еще раз назовет меня братом, то вам придется доставать его зубы из его же мозга.

– Выйди, – приказал Гаспару резким тоном брат Сфорца, а Веселый Палач театрально пожал плечами, но послушался.

Я смотрел, как он идет в сторону двери, и даже походка его казалась одновременно странной и отталкивающей. Человек этот передвигался, сильно ссутулившись – так, что руки свисали почти до колен, шел же мелкими шажками, покачиваясь со стороны в сторону. Гаспар Лувейн был статным мужчиной, но когда шел, казался отвратительным согбенным созданием, которое лишь слегка, но все еще не слишком умело научилось изображать человека.

У самых дверей он обернулся.

– Веселый Палач на тебя не сердит, ведь сердечко его весело стучит, – произнес он на этот раз хриплым голосом, глядя в мою сторону. По крайней мере, я догадался об этом по движению его головы, поскольку из-под маски зениц было не видать.

– Мне не нравится, когда оскорбляют человека, который прибыл, чтобы мне помочь, – сказал Сфорца, стоило Веселому Палачу выйти из комнаты.

– Стану иметь это в виду, – ответил я.

Я раздумывал над тем, что же объединяет этих двоих. Брата из Апостольской Столицы и чудное существо, лишенное, казалось, человеческих достоинств, но пользовавшееся изрядной, пусть и жуткой славой. Неужели альмосунартии намеревались, выслеживая ведьм и расследуя ереси (скажем откровенно, уже сам внезапный запал сей браться за чужое дело был достоин осуждения), использовать подобных созданий?

Впрочем, вряд ли в мире сыщется кто-то подобный Веселому Палачу из Тианнона. Другое дело, что – если я хоть немного разбираюсь в жизни – рано или поздно найдутся подражатели, которые захотят сделаться похожи на Гаспара Лувейна как видом, так и повадками. Такова уж человеческая натура, льнущая ко греху и злу, словно мотылек к горящей свече. А я не сомневался, что Веселый Палач суть человек злой и грешный. И при этом – еще и слегка безумный.

Что, однако, совершенно не меняло сути: в союзе с братом Сфорца они могли оказаться опасными не только для городка Штольпен, судьба коего слабо меня касалась, но и для вашего нижайшего слуги.

* * *

Допрос Матиаса Литте должен был начаться на рассвете следующего дня, и на этот раз я не проспал. Но когда появился в комнате, заметил, что палач уже крутится подле очага. Он заметил меня и повернул ко мне лицо – или, вернее, золотую смеющуюся маску, которую носил.

– Ах, да это – инквизитор, что бежит объятий. Но сейчас он убедится, что Палач – талантлив. И не станет презирать бедного Гаспара тот, кто познакомится с его волшебным даром .