Снежная роза - Лулу Тейлор

— Чьей конфессии эта церковь? — Я показываю на бокалы для хереса. — Уж не методистской ли?

— Нет. Не этой. — Она мягко улыбается, не глядя, куда я показываю. Ну конечно. Она же слепая.

— И не англиканской?

— Нет, и не этой.

— Так какой же?

— Она не принадлежит никакой определенной конфессии. — Голос Сисси вдруг становится мечтательным. — И в то же время принадлежит многим.

Она выпускает дверную ручку и делает несколько уверенных шагов вглубь помещения, явно зная его достаточно хорошо, чтобы обойтись без зрения.

— Вот сюда приходили дети, после того как другие уже были внутри. По двое, в белых одеждах. Мэтти и я приходили последними, поскольку мы были частью святого семейства, потомками Возлюбленного. Они смотрели на нас с благоговением. Они смотрели с благоговением на нашего брата. Они верили, что мы никогда не умрем.

Она смеется странным колючим смехом.

— Что ж, Мэтти и я все еще здесь. Только мы и остались. А Дэвид умер. Боюсь, даже вера не смогла сохранить ему жизнь. Но к тому времени они это знали. С той поры, как скончался Возлюбленный, они знали.

Я слушаю, стараясь уловить смысл того, о чем она мне рассказывает.

— Веру поколебала смерть. Этого не должно было случиться. Во всяком случае с нами. Мы были зернами. Плевелы будут уничтожены, брошены в огонь, но мы будем зреть и жить до тех пор, пока не придет время жатвы. Жатвы душ. Но этого не произошло.

Она тяжело вздыхает.

— Хотя некоторые обещания, полагаю, сбылись. Обещание отдыха от суеты, счастья жить здесь вдали от разочарований внешнего мира. Однако постепенно мы поняли, что величайшее обещание было не больше чем мечтой. Смерть приходила за нами точно так же, как за любым человеком.

Она делает еще несколько шагов вглубь помещения, нащупывая дорогу мимо стеклянного шкафа. Мне интересно, собирается ли она проделать весь путь до алтаря, однако, дойдя до последнего ряда стульев, Сисси берется за спинку стула и поворачивается ко мне лицом. Она смотрит прямо на меня своими большими невидящими глазами.

— А теперь, — говорит она и улыбается, — почему бы вам не рассказать мне о вашей маленькой девочке? Как она поживает?

Летти смотрит, как преподобный Филлипс обходит дом — во всяком случае, цокольный этаж — и выглядит очень довольным. Удовлетворенным, думает Летти. Арабелла следует за ним по пятам, так близко, что, кажется, прилипла к нему. Она напряжена и возбуждена. Летти идет следом с Сарой, женой преподобного, пожилой дамой с добродушным лицом и низким приятным голосом.

— Какой у вас чудесный дом, — на ходу говорит она Летти.

— Благодарю вас.

— Ваша сестра — самая добрая женщина в мире.

— Она может быть очень щедрой, миссис Филлипс, — говорит Летти.

— Пожалуйста, называйте меня Сарой. Как-никак, мы будем одной семьей. — Пожилая дама улыбается. Она, по-видимому, ничего не имеет против того, что перевозбужденная Арабелла плотно прижимается к ее мужу.

— Полагаю, мы уже семья, — говорит Летти слабым голосом.

— Это замечательно, — говорит преподобный Филлипс. — Это великолепно, мисс Эванс.

Они останавливаются, чтобы заглянуть в библиотеку, и преподобный оглядывает ряды книг в кожаных переплетах, дорогую мебель, сидения из латуни и кожи у камина. Очевидно, то, что он видит, его радует, и на лице у него уже появляется собственническое выражение, как будто он представляет себя в этой комнате за большим письменным столом орехового дерева со вставкой из красной кожи.

— Отличная комната, — говорит он своим низким голосом. Летти не может не реагировать на этот голос с его мягкими интонациями и тембром, который, кажется, затрагивает самые ее глубины. Она не знает, почему это так. Преподобный Филлипс не слишком красив и не слишком молод, хотя и моложе своей жены, однако он источает неизъяснимое обаяние. Возможно, дело в его белых волосах, благодаря которым кожа по контрасту кажется молодой, несмотря на глубокие складки, которые идут от крыльев носа ко рту, и между бровями. Летти думает, что ему лет сорок пять, возможно, немного больше, но его жене с ее душевной уравновешенностью, отражающейся в аккуратности одежды и гладкости седых волос, собранных в тугой пучок, должно быть никак не меньше пятидесяти.

И все же главное — это его личное обаяние. Отчасти оно обусловлено голосом, отчасти пронзительными голубыми глазами под черными бровями и отчасти тем, как он себя подает. Он держится с необыкновенным достоинством и уверенностью. Его окружает аура мудрости и… и… грациозности, подсказывает Летти нужное слово ее рассудок. Грациозность — странное определение по отношению к мужчине в тяжелом черном пальто и с тростью с набалдашником из слоновой кости, которая служит скорее не для практического использования, а для того, чтобы производить впечатление. И он производит. Кажется, воздух вокруг него так и вибрирует от энергии и чего-то такого, что Летти может назвать лишь харизмой, присущей великому актеру.

Она может понять, почему Арабелла так очарована им. Та вьется вокруг него, показывает ему дом со щенячьим энтузиазмом, как будто жаждет, чтобы ее погладили по головке и сказали, что она хорошая девочка. Более того, от нее исходит истинное почитание. Даже поклонение.

Они продолжают обход дома, не пропуская даже судомойню и прачечную. Арабелла объясняет, что поместье включает в себя несколько коттеджей, и восторженно хвалится размерами территории. Преподобный слушает ее с самодовольством. Когда они наконец возвращаются в салон, где Энид накрыла к чаю, преподобный заключает руки Арабеллы в свои и смотрит ей в лицо. Сара безмятежно сидит на диване, попивает чай и спокойно наблюдает, как ее муж испытывает свои чары на Арабелле. Леттис видит, как сестра подергивается от возбуждения, щеки у нее пылают, а рот приоткрывается.

— Агнец Божий с вами, мисс Эванс, — говорит преподобный своим густым раскатистым голосом. — Он пробудил вас и призвал к святому делу. Вы — часть его замысла, жизненно важная часть. Да спасутся избранные! И здесь, в этом чудесном месте, избранные начнут осознавать его милосердную миссию. На вас поистине благодать Господня, мисс Эванс. Я вижу чудеса духа, проявляющиеся в вас и через вас!

Арабелла дрожит, ее глаза сверкают.

— Да, Возлюбленный. Да. Я чувствую это… о, я чувствую это.

— А теперь давайте помолимся. — Не выпуская рук Арабеллы, он склоняет голову, и женщины следуют его примеру. Сара закрывает глаза и складывает ладони вместе, когда преподобный обращается к Всевышнему. Летти из-под сомкнутых век видит, что Арабелла целиком погружена в молитвенный экстаз.

— Ты не можешь так поступить, Арабелла. Я этого не допущу! — Сесили расхаживает по салону с напряженным от ярости и страха лицом.

— Не думаю, что ты сможешь остановить меня, — холодно отвечает Арабелла. Вокруг нее аура неприступности, и все они это чувствуют.