Провальные каникулы - Элла Савицкая

Ненавижу!

Не успела я пройти и несколько метров, как сзади послышались быстрые шаги, а потом меня грубо развернули к себе, схватив за локоть.

— Повтори, что ты только что сказала! — Андрес навис надо мной, закрывая собой солнечные лучи, которые нещадно ослепляли ультрафиолетом. Я дернула рукой, от чего он только еще сильнее ее сжал.

— Я сказала, что ты козел!

— Другое, Эмилия! Что ты сказала потом. Это правда? — его тяжелое дыхание у моего лица опаляло похлеще солнца.

— Какая разница, Андрес? Это не имеет значения! Для тебя я всего лишь любопытная дурочка!

— Это правда? — процедил сквозь зубы, скользя вопросительным взглядом по моему лицу. Странный, немного неуверенный. Непривычный, будто без маски, только я больше не поверю. Утром он тоже казался настоящим, а потом превратился в бесчувственного робота.

— Нет! И отпусти меня! — я уперлась ладонями ему в грудь, от чего под пальцами побежали мелкие искры. Его кадык дернулся, а потом второй рукой он притянул меня к себе за затылок.

— Я спрашиваю последний раз. Ты влюбилась в меня? — от его запаха, заполнившего легкие, стало тяжело дышать.

— А я повторяю последний раз, читай по губам — нет. Не знаю, зачем я это ляпнула, наркотиков нанюхалась, наверное, вот и несу чушь. Пойду, напишу об этом в инстаграме. — Я инстинктивно облизнула пересохшие губы, источающие сарказм. Черные зрачки расширились в ответ на это движение, а потом его губы обрушились на мои. Жестко, без предупреждения. Преодолевая сопротивление, он нагло ворвался языком в мой рот, отбирая последнюю волю. Кажется, я не смогла сдержать стона, выдавая истинные эмоции, но продолжая отталкивать его руками.

— Какая ты упрямая, espina! — тяжело дыша, Андрес схватил мои руки в свои, и завел их мне за спину. — Я ведь о малом прошу, но из тебя надо все вытаскивать, правда?

— А никто не заставляет тащить! Иди, тебе другие то же самое скажут, и напрягаться не надо бу… — я задохнулась, когда он одной рукой зафиксировал мои руки за спиной, второй снова притянул к себе и, не дав договорить, набросился на мои губы. В животе что — то разорвалось, а грудь давило от желания слиться с ним еще больше, вопреки всем словам и мыслям. Плотнее. Ближе. Пожалуйста, можно еще ближе?

Голова закружилась, когда я почувствовала, как сильно он возбужден. Ну как? Как можно ненавидеть и сходить с ума одновременно? Неужели можно хотеть причинить сильнейшую физическую боль за его обидные слова и грубое поведение, и в этот же момент больше всего на свете не хотеть, чтобы он прекращал меня целовать. Вот так грубо. По — хозяйски. Словно я всегда принадлежала только ему. Жесткий язык, будто действительно пытался заставить меня повторить те слова. Я не заметила, когда перестала сопротивляться, и, привстав на цыпочки, потянулась к нему навстречу, отвечая на жадные поцелуи. Он, гортанно зарычав, сжалился и отпустил мои руки, переместив свои мне на спину, а потом на ягодицы. Я ахнула, когда он, крепко сжав их, прижал плотнее к себе. Каждая клетка тела загоралась и пылала, когда его сильные руки скользили по коже. Жадно сминая топ за моей спиной, он что — то шептал мне в губы на испанском, но я не понимала. Хаотично гладила его жесткие волосы, скулы, не веря, что единственная фантазия моих последних недель сбывается. И не просто так, нет. Она ярче, взрывоопаснее и гораздо катастрофичнее, чем я думала. Я потом поразмыслю о том, насколько тяжело будет уезжать. Только потом осознаю в какие муки себя повергла, а пока… пока он вот так скользит языком по моей шее, я могу думать только о том, что снова хочу ощутить его губы на своих. Не могу насытиться, мне так мало. Выворачиваюсь, чтобы поймать их, и слышу его довольный тяжелый смешок в ответ.

— Ну вот, espinita! (ласкательно от «заноза», что-то типа «занозочка» по — русски.) Оказывается, нужно было тебя сразу поцеловать, тогда бы я все понял.

— Нужно было сделать это еще несколько дней назад, — переводя дыхание, съехидничала я.

— Ах вот как надо было сделать… — тихо засмеялся в ответ. — Ну, тогда же я не знал, что ты в меня влюбилась. Если бы сказала, сделал бы это не раздумывая.

— Так ты всех так целуешь, кто тебе в любви признается? — он мягко улыбнулся и крепче прижал меня к себе, отправляя по моим венам пьянящее томление.

— Нет, только тех, кому верю.

— И много таких? — буркнула я.

— Пока ты первая!

— То есть, ты хочешь сказать, что я первая по счету, кого ты целовал?

— Кого я целовал так, как тебя только что — да.

— А если не так, как меня?

— Не знаю, я в школе не учился, считать не умею.

— И что это значит?

— А ничего это не значит, — веселился он, раздражая меня. Вот этой своей искренней улыбкой, светящимся взглядом и по — детски наивным желанием слышать, что именно он для меня значит. Раздражал, потому что хотелось, чтобы вот такого его видела я одна, а не каждая девушка, которую он целует. Целовал… Или целует? Вот, черт, по — моему, я уже ревную…

Видя, как глубоко я закопалась в мыслях, Андрес, вероятно, решил прийти мне на помощь, потому приподнял мое лицо за подбородок и посмотрел в глаза. Вы знаете, что одним только взглядом можно проникнуть так глубоко, как никто прежде? Вот он сейчас смотрел не на меня, а внутрь моего сознания, в самую голову, где зарождались ненужные мысли.

— Espinita, еще ни одна девушка в жизни не бесила меня так, как ты, — сказал он. — Ни одну у меня не чесались руки задушить, или хотя бы сделать очень больно. Ты первая, кто вызывает жгучее желание увезти тебя подальше от берега, скормить акулам, а потом поймать каждую из них, выпотрошить, сшить тебя по частям обратно и хорошенько отыметь! — Вау! Я даже дышать перестала. По — моему это лучшее, что мне приходилось слышать в жизни…

— Кажется, наши желания совпадают, — пролепетала пересохшим языком, и потянулась к нему за очередной порцией поцелуев.

Когда мы, взвинченные до предела, с припухшими губами осознали, что еще немного и сойдем с ума вот здесь, посреди шоссе, а гудки любопытных водителей превратились в одно сплошное длинное — бииииииииии, означающее «продолжайте, мы посмотрим», мы, улыбаясь, как нашкодившие подростки, забрались обратно в машину. Еще поцеловались несколько минут, просто потому что, теперь не целоваться было невозможно. А потом тронулись с места и влились в движение.

И я, и, кажется, он сам очень долго этого ждали. Не знаю, для кого — то покажется, что пара недель — это пшик, разве это долго? Но тот, кто помнит, как это, меня поймет! Томиться в ожидании того, что человек, который тебе нравится, проявит первые знаки внимания. Потом эти легкие мимолетные касания, зажигающие внутри невидимые огоньки… Взгляды — быстрые, или наоборот мучительно долгие… многообещающие… И ты ждешь. Ждешь, когда же сбудется это обещание… И вот в один прекрасный день, когда кажется, что уже ничего не произойдет, все случается самым неожиданным образом… Вот в этот момент все меняется. Переходит на новый уровень, в котором ты получаешь теперь полноценные права на единоличное владение любимым. Тот, кого так долго ждал, о ком мечтал и наяву и во снах, становится реальностью, которую можно безнаказанно трогать, щупать, гладить и целовать.