Стажёр в Министерстве Магии - Юлия Шеверина

Конечно, вариант «Hic sunt leones» — «Здесь водятся львы» был более распространен. Но «Hic sunt dracones» звучало экзотично, красиво, волнующе. Возможно, потому именно «драконий» вариант, обнаруженный на одном восточноазиатском глобусе шестнадцатого века, обрел большую популярность.

— Да уж, — отозвался Жорж, — мы максимально близко к краю Ойкумены, — он с интересом изучал полусгнивший деревянный крест с деревянной же пятилучевой (это когда-то, а сейчас уже — четырех, один луч сгнил и отвалился) звездой.

Звезда пребывала в таком состоянии, что утверждать точно, была ли когда-то она покрашена краской или являла красоту текстуры дерева а-ля натюрель, не взялся бы ни один реставратор.

Имея степень по истории, юный маг всерьез заинтересовался возрастом и происхождением этого надгробного сооружения. На деревенском кладбище он был впервые.

Будучи увлеченным своим занятием, он ответил невпопад, но Феликс понял, о чем идет речь. Улыбнулся, радуясь, что понимает такие мелочи.

Это была одна из тех шуток, которые сложно понять, если ты «не свой». Так шутят бухгалтеры на профессиональном сленге, так общаются владельцы мотоциклов и даже молодые мамочки. Стоит войти в новую компанию, как появляются вот такие «местные», только вам с друзьями понятные фразочки.

Феликс вдруг понял, что за этот короткий срок он влился в эту новую команду настолько, что понимает их. Таких... удивительных, волшебных, непонятных, странных... не таких, как он.

Ойкуменой древние греки звали территории известные, изученные ими. «На краю Ойкумены, — перевел Феликс для себя, — значит, на границе изведанных земель. Забавно».

Они приехали в глушь и забрались совсем уж далеко. Где нет ни человеческой связи, ни магической. Вампиры тоже живут, очевидно, не в горах.

Йелдыз сказала о драконах, что в переводе значило — «мы в дикой глуши на краю земли». Жорж ответил ей примерно тоже самое, но другую фразу. Но из той же эпохи. Самый обычный разговор двух образованных... магических существ!

Феликс улыбнулся снова. Он понял, что впервые видит, как глава клана вампиров шутит. По-настоящему.

— Йелдыз, что здесь есть? Не вижу никакой магии. Даже обычных природных очагов, характерных для горных районов, — Зинаида обернулась, спугнув с покосившейся уже средней перекладины простого деревянного креста пяток игуаноподобных ящерок радиоактивного зеленого цвета.

Йелдыз проводила их взглядом и поморщила носик. Ей было неприятно чувствовать всех этих духов вокруг. Будто тысячи мух одновременно жужжат и смотрят на нее своими фасеточными глазами. Не трогают, не садятся. Просто смотрят и раздражают одними только этими липким взглядами.

— Виталина заблуждается по поводу возраста Старых Кондуков, — раздраженно начала Йелдыз, — хоронили здесь задолго до того, как кто-то привез и раскидал по огородам монетки времен Екатерины.

Жорж и Феликс оторвались от изучения заросших могил и подошли поближе.

— Мертвые лежат в земле так давно, — продолжала она, — что от многих ничего не осталось. Некоторые, кажется, старше меня.

Жорж, и без того переполненный любопытством, уставился себе под ноги с таким видом, будто прямо сейчас начнет раскопки. Даже легонько пнул ближайшую кочку. Кочка, к счастью, мертвецов не содержала и рассыпалась под его ногой.

— Во-вторых, — Йелдыз невесело усмехнулась, — у нас тут свеженькое тело.

Лица троих людей, только-только погрузившихся в философские раздумья о древности лежащих под их ногами костей, просветлились и изменись соответственно ситуации.

— В смысле? — не сдержал эмоций Феликс.

— В прямом, мой сладкий, — Феликса немного передернуло от ее улыбки, от чего она только шире улыбнулась, — метрах в десяти за твоей спиной свежевзрытая землица с каплями крови.

Зинаида нахмурилась и подтвердила.

— И правда. Если усилить обоняние, я тоже чувствую кровь.

Йелдыз уверенно направилась к ничем не примечательному островку крапивы на самом краю кладбищенского холма. Не обращая внимания на злые стебли крупнолистной северной крапивы, раздвинула зелень и наклонилась над свежесрытой землей.

Похожая на кротовину, оставленную кротом-переростком, забытым пионерами на экскурсии в Чернобыльскую АС. Кротовину здоровенную, но уже выровненную. Судя по следам, не грабельками, а маленькими и миленькими перепончатыми лапками, которые так не нравились Йелдыз.

Не нравились они ей ни дома, на пыльной дороге, по которой она каждый день выезжала своих любимых орловских рысаков, ни на привокзальной клумбе в Уфе, ни на захудалом полузаброшенном кладбище.

В лицо ей, наклонившейся над пышущей свежей кровью землей, яростно зашипели, набежавшие волной и покрывшие рыхлый чернозем шевелящейся изумрудно-зеленой массой, духи гор. Она отпрянула.

— Местные говорят, разработка камня потревожила духи умерших, — пробормотала Зинаида, глядя на ящериц.

— Потревожим же духов и мы, — сказала Йелдыз и хладнокровно сунула руку прямо в центр ящериной стаи.

Зеленые хвостики так и прыснули в стороны. Некоторые отдельно от ящериных тел.

Времени с момента смерти прошло совсем немного. Искомое лежало неглубоко. Бессмертная зацепила когтями за край одежды и потянула на себя.

— Вот ведь... — прошептала Зинаида.

Это была женщина. Кровь уже свернулась, но было хорошо видно страшный черный след от широкого хлебного ножа на шее старушки.

— Я видел во сне, как она себя убила, — Феликс, пошатнулся и почти осел на землю, если бы не гнилой, но все еще крепкий крест, на который он оперся.

Жорж издал какой-то хриплый всхлип. Он тоже ее узнал.

Впору было пить за упокой Агафьи Матвеевны, которая уже никогда не споет частушек и не расскажет сказок студентам-фольклористам.

Глава 17. Голод — лучшая приправа к еде

Male suada fames.Голод — лучшая приправа к еде (лат.).

Красивый холм, очищенный от леса, стал местом упокоения многих поколений людей давно. Пока приезжие рабочие, наслаждаясь после рабочей смены тишиной, чистым воздухом и принесенной с собой бутылочкой, не заметили, что кусок дерна, отошедший от земли, открывает темно-серый, почти черный гранит с мерцающими искорками. Цвет красивый и в этих местах — редкий.

Началась промышленная добыча камня на нужды столицы, строящейся ударными темпами.

Сейчас место среза на скале было хорошо видно. Неестественно ровные куски лежали и в овраге на краю кладбища. Будто брошенные впопыхах. Когда-то нужные, теперь — всеми забытые. Там же были завалы камней, под которыми лежали кости тех, кто работал с камнем в момент обвала, когда большой пласт скалы сполз вниз, как кусочек подтаявшего масла.

Гранит — материал прочный. Стачивается долго. Срезы, сделанные в тридцатые годы, выглядели, будто рабочие ушли пообедать и вот-вот вернутся.

— Итого мы имеем старое кладбище, на котором люди лежат добровольно самоубившиеся и просто