Смарагдовое ожерелье - Джанет Глисон

Гранджер нахмурился, понизил голос, в котором теперь слышалась настойчивость:

— Честно говоря, сэр, я ни в чем не могу быть уверен. Я первый раз видел мертвеца, да еще в таком состоянии. Я растерялся, а от запаха — его ведь вырвало перед смертью — и жары мне и вовсе стало дурно. Словом, сэр, признаюсь вам, я не смотрел на труп. Миссис Мерсье накрыла его лицо платком. Я не стал его снимать. Только осмотрел карманы, как мне было велено. Потом позвал двух помощников и велел положить труп на телегу и отвезти к гробовщику.

— Значит, вы не осматривали труп?

Гранджер опять уткнулся взглядом в свои башмаки:

— Нет, сэр. Пожалуй, можно сказать, не осматривал.

Расстроенный удручающим признанием садовника, Джошуа вернулся в дом. Его мучил голод, он мечтал о завтраке. Открыв дверь в холл, он вспомнил про письмо, которое Герберт спрятал в письменном столе в гостиной тем утром, когда был обнаружен труп, и подумал, что теперь крайне важно его найти. У него уже появилась сомнительная теория относительно того, чье, если не Кобба, это могло быть тело, но, прежде чем делать дальнейшие выводы, он должен был установить некоторые факты.

Джошуа понимал, что осматривать письменный стол Герберта — дело весьма рискованное. Гостиная находилась в самом центре дома, у лестницы. По утрам в ней бывали все домочадцы — кто-то задерживался на какое-то время, кто-то просто проходил через нее в маленькую столовую. В гостиной они всегда коротали послеполуденные часы и вечера. В остальное время туда постоянно наведывались слуги, выполнявшие свои обязанности.

Джошуа никто не должен был видеть в гостиной. Но он не был знаком с распорядком дня слуг и не знал, в какой именно час наверняка избежит встречи с ними. Герберт, очевидно, все еще находился в Лондоне, рылся в вещах Джошуа в поисках улик. Остальные домочадцы находились в Астли. Минувшей ночью, когда все спали, у Джошуа была возможность осмотреть гостиную, но он упустил этот шанс. Если он и сейчас будет медлить, то скоро все сойдут вниз, а вечером, возможно, вернется Герберт, и тогда добраться до письма станет еще сложнее. Значит, теперь или никогда, решил Джошуа, стараясь подавить сомнения. Сейчас только восемь, никто еще не вставал. Более удобного случая не представится.

Он остановился в холле. Открытая дверь по левую руку от него вела в столовую, где обычно завтракали. Там уже был накрыт стол на шесть человек. На сервировочном столике на горелках стояли блюда под серебряными колпаками. Звонок для вызова слуг находился в центре обеденного стола. В комнате было пусто.

Гостиная, находившаяся справа от него, была закрыта. Осмелится ли он отворить эту дверь? От волнения у Джошуа участилось сердцебиение, но он, заставляя себя побороть страх, приблизился к заветной комнате, повернул дверную ручку, вошел и закрыл за собой дверь. Шторы были задвинуты, в комнате — полный порядок, столы и стулья стояли у стены. Джошуа надеялся, что, раз гостиная прибрана, ему можно не опасаться появления ревностной служанки с тряпкой для вытирания пыли. Сердце по-прежнему бешено колотилось, но он старался успокоить себя. Пока семья не начнет собираться на завтрак, никакой опасности нет, а когда они будут спускаться по лестнице, направляясь в столовую, он услышит.

Уняв внутренний трепет, Джошуа прошел в дальний конец комнаты, где стоял письменный стол с откидной крышкой, которая открывалась при помощи ключа. На его счастье, ключ оказался в замочной скважине. Джошуа пододвинул стул и открыл стол. Внутри находились два ряда ящиков и отделений, заполненных разными письмами и бумагами. Джошуа вздохнул. Неудивительно, что Герберт не считает нужным запирать свой стол. Посторонний человек, в том числе и Джошуа, сроду не найдет то, что ищет, среди такого количества бумаг. Можно целый день перебирать всю эту писанину, и все равно останется что почитать.

Расстроенный, он взял стопку бумаг из первой ячейки и бегло просмотрел ее. Это были письма Сабины Герберту, которые она писала ему до своего приезда в Англию. Они были полны любви, душевного трепета, а также содержали пространные указания относительно обустройства ее ананасной плантации. Джошуа кольнула зависть, и он убрал письма на место. В соседнем отделении находились различные счета, связанные с ведением домашнего хозяйства, журнал учета выплаты жалованья прислуге и прочих хозяйственных расходов. Угрюмый, он отшвырнул эти бумаги в сторону, думая, что никогда здесь ничего не найдет. Однако спустя несколько минут он наткнулся на кое-что поинтереснее. Это было письмо на имя Герберта, посланное из Лондона пять дней назад — в тот самый день, когда было обнаружено тело. Оно было написано крупным витиеватым почерком со множеством причудливых завитушек, а сам текст был краткий и простой.

Мистер Бентник!

Я больше не могу ждать, вы довели меня до крайности. Теперь мне ясно, что все это время вы просто притворялись, будто сочувствуете мне, а на самом деле даже не слышали того, что я говорю. Все, мое терпение лопнуло. Вы сами заставляете меня выдвинуть этот ультиматум. Раз вы не желаете отдать то, что по праву принадлежит мне, я немедленно приеду и заберу эту вещь.

Вместо подписи стояла неразборчивая монограмма, похожая на любую из букв алфавита. Джошуа озадачила не только подпись, но и само содержание письма. То, что по праву принадлежит мне, — это что — ожерелье или какое-то другое спорное имущество, о котором он и понятия не имеет? Кто писал письмо — Кобб? Маловероятно. Почерк больше похож на женский. Джошуа заложил письмо между страницами своей записной книжки и спрятал ее в карман. Он уже хотел заняться следующей ячейкой, как вдруг его взгляд упал на тонкую папку, лежащую в большом отделении под стопкой чистой писчей бумаги. На обложку был наклеен ярлык со словами «журнал учета». Джошуа развязал папку. В ней хранились самая последняя корреспонденция и копии отправленных писем. На самом верху лежало сложенное письмо. Бумага была чем-то замарана, но Джошуа сумел разобрать адрес, написанный густыми черными чернилами: Ричмонд. Гостиница «Звезда и подвязка». Мистеру Джону Коббу.

У Джошуа бешено заколотилось сердце. Он пробыл в гостиной дольше, чем намеревался. Но в конце концов каким-то чудом ему удалось найти то, за чем он сюда пришел. Пятна грязи наверняка можно расценивать как доказательство того, что это одно из тех писем, которые Гранджер достал из кармана куртки умершего. Не разворачивая письма, Джошуа поместил его, как и предыдущее, в свою записную книжку. Вдруг ему показалось, что где-то неподалеку раздался тихий шорох. Должно быть, домочадцы спускаются к завтраку, предположил он. Надо уходить.

Он быстро завязал папку, положил ее на место и опустил крышку стола. Запирая стол, Джошуа опять услышал шорох. Он резко обернулся. Лиззи Маннинг стояла в дверях гостиной и смотрела на него с нескрываемым осуждением.

При внезапном появлении Лиззи Маннинг Джошуа оцепенел, но быстро пришел в себя. Сердитое выражение ее лица вызвало у него недоумение. Он негодовал на себя за то, что неверно оценил Лиззи. Джошуа сжал губы, нахмурился, пристально глядя на нее. Вчера вечером он не сомневался в необходимости ее присутствия в Астли. И вот женщина, на помощь которой он надеялся, здесь, но почему-то взгляд ее, обращенный на него, чернее тучи. С чего он взял, что не обойдется без нее? Она для него помеха, к тому же непредсказуемая.