Я считаю по 7 - Голдберг Слоун Холли

Этим вечером мы размещаемся на новом месте как договорились.

Мы с Маи остаемся во второй спальне. Патти устраивается в комнате, где раньше спал Делл. А Делл переезжает дальше по коридору, в квартиру Садху Кумара.

Гостиная теперь официально принадлежит Куанг Ха. Он перетаскивает одеяла и подушку на кушетку, потому что спит перед большим телевизором.

Буквально – прямо перед экраном.

Так недолго переутомить глаза.

Но Куанг Ха пребывает в таком восторге от новой жизни, что я не лезу к нему с советами.

Этим утром я просыпаюсь в нашей с Маи двухэтажной кровати и понимаю, что пришла пора взять на себя свою долю хлопот.

По крайней мере, такую, какую в силах принять ребенок двенадцати лет.

У моих родителей не было ни страхования жизни, ни особых сбережений на счетах.

Они были люди ответственные и работящие, но, по-видимому, не слишком преуспели в вопросах долгосрочного планирования.

Для начала перенесу всю бухгалтерию салона «Удача» в новую программу.

Все вокруг чем-то для меня пожертвовали.

Это самое меньшее, чем я могу отплатить им.

Прошло три дня.

То ли в шутку, то ли просто так Куанг Ха кладет на подоконник в кухне косточку от авокадо.

Он явно любит гуакамоле.

Маи говорит, что, когда Куанг Ха был маленький, он втыкал в косточку зубочистки и пытался вырастить авокадо. От этих слов Куанг Ха начинает беситься и швыряет косточку в мусорник.

В последний раз я думала об уходе за растениями еще до того, как.

Сейчас это слишком больно.

Но когда все расходятся, я втайне от всех вытаскиваю из мусорного ведра косточку от авокадо. И чуть не плачу, глядя на нее.

И вдруг, против своей воли, начинаю прикидывать, какой ей нужен состав почвы.

Я стараюсь выбросить эту мысль из головы.

Но чуть позже, выглянув из окна, я цепляюсь взглядом за низкорослые деревья на той стороне улицы.

Они принадлежат к трем разным видам.

Я прикидываю – а что, если привить одревесневшую веточку с одного из них на другое?

Я лежу в постели.

Все спят.

На улице ночь.

Ночью тяжелей всего.

Ночью сгущаются тени.

Где-то на улице лает собака.

Я закрываю глаза, но вижу не темноту, а гормональные средства для роста корней.

«Счастливый желудь», как его зовет Маи, лежит рядом с кроватью на ящике, который служит мне тумбочкой.

Я открываю глаза и смотрю на него.

Растения затягивают.

Стоит хоть раз о них подумать – и удержаться уже невозможно.

Выходные.

Я вхожу в гостиную. Куанг Ха валяется на диване и щелкает пультом так быстро, словно ему приплачивают за каждый канал, который промелькнет на экране.

Он возбужден – кажется, в нем идет какая-то внутренняя борьба.

Только затрагивает она не мышцы, а разум. Я-то знаю разницу.

Не отрывая глаз от телевизора, он спрашивает:

– Что-то ищешь?

Мне хочется сказать – да, ищу какой-нибудь способ, чтобы снова сделать мой сплющенный мир таким, как прежде. Но вместо этого я бурчу себе под нос:

– Нет. Иду попить. Обезвоживание – наиболее распространенная причина усталости в дневное время.

Кто-то стучится в дверь.

Сегодня суббота. Патти на работе. Маи гуляет с подругами. Мы с Куанг Ха – дома, в «Садах».

Я открываю дверь и вижу Делла. Он что-то пытается сказать, но не может произнести ни звука.

Я знаю, каково это.

У нас такая каша, что и не разберешь.

Мы живем в квартире Делла Дьюка. А ему без стука не войти.

В четверг Патти объявила, что вводит несколько правил. А с ней спорить бесполезно. Она даже ключ у Делла забрала, потому что на второй день он больше часа торчал в ванной, а ведь теперь у него другая ванная, в другой квартире.

Но я все равно открываю дверь пошире и жестом приглашаю его войти. Если бы мы жили в дикой природе, я бы развела руками листву и отползла назад по ветке.

Делл делает шаг внутрь.

Куанг Ха кричит через плечо:

– Если пришли жаловаться, я ни при чем!

У Куанг Ха явный комплекс преследования – что ж, вполне закономерно.

Толстяк-психолог говорит:

– У меня там нет телевизора. А я давно не смотрел любимые передачи.

Куанг Ха откликается:

– Можем смотреть вместе, только, чур, без гадостей.

Взгляд Делла становится мягче. Кажется, ему понравилось слово «гадости».

Меня никто не замечает – и прекрасно. Делл подходит поближе к телевизору и спрашивает:

– Ты спорт много смотришь?

Куанг Ха отвечает совершенно серьезно:

– Нет, только если больше ничего не показывают.

Видимо, именно на такой ответ Делл и надеялся. Психолог плюхается на кушетку.

Ножки кушетки грохают о пол, и мне становится жаль жильцов снизу.

У меня нет ни братьев, ни сестер, а друзья отца никогда не приходили посидеть на диване и поболтать перед телевизором.

В общем, я такое вижу впервые.

Очень необычное ощущение.

Делл вытаскивает из кармана щипчики для ногтей и, пока Куанг Ха скачет по каналам, снимает носки и принимается подстригать ногти на ногах.

Да уж – сразу ясно, что это раньше была его квартира.

Я отступаю в сумрак кухни.

Но не смотрю в пространство и не засыпаю. Я наблюдаю.

С момента аварии я практически безразлична ко всему на свете, поэтому не исключено, что наблюдение за чем-либо полезно мне с психологической точки зрения.

А может, и нет.

Наблюдать за Куанг Ха и Деллом – это почти то же самое, что наблюдать за дикой природой.

Мне приходит в голову, что сейчас у меня есть уникальная возможность изучить их во всех подробностях. Правда, особой тайны не представляет ни тот ни другой.

Но я хочу лучше понять не их самих.

А, скажем так, людей вообще.

Я сразу же замечаю, что Делл и Куанг Ха почесываются чаще, чем девочки.

Сидят, развалившись на диване, и, по-видимому, очень тщательно следят за происходящим на экране.