Случайная заложница - Екатерина Орлова

– Я люблю тебя, ― шепчу ей в волосы.

Мишель на мгновение замирает, а потом снова расслабляется.

– Я тоже… что-то чувствую к тебе, Финн.

Кажется, сейчас я к чертям выплюну свое сердце. Наверное, нет слаще звука в целом мире, чем голос любимой женщины, когда она признается в своих чувствах. Пускай пока еще так, но это уже огромный шаг вперед.

– И я чувствую себя предательницей из-за этих чувств.

– Давно ты испытываешь их?

Мишель задумывается, а через пару минут отвечает:

– Не знаю. По ощущениям всю жизнь. Я всегда была неравнодушна к тебе. Но Мала я любила. Всем сердцем любила. И на фоне моих чувств к нему эти казались… не знаю, симпатией просто. А сейчас они усилились, и я пока не подыскала им объяснения или названия.

– Почему ты чувствуешь себя предательницей?

– Потому что если это влюбленность, то я пропала. ― она негромко усмехается. Я не вижу ее лица, но слышу этот звук. ― Понимаешь, пока слова не произнесены вслух, можно еще все отрицать. Как будто все не по-настоящему.

– Как в темноте, ― подсказываю я.

– Да, именно. Пока темно и ты не видишь, что происходит, ты веришь в то, что это всего лишь фантазия, выдумка. Но стоит включить свет ― и магия рассеивается. Ты сталкиваешься с суровой реальностью, где гадкое чувство предательства начинает душить. Пока я молчу о своих чувствах, я как будто все еще верна Малоуну. А как только произнесу это вслух, предам его.

– А есть что произнести? ― Мишель дергает плечиком. ― Я тоже любил своего брата, Мишель, ближе него у меня никогда никого не было. Но тебя я люблю… как будто сильнее. Я острее чувствую это, Мишель. И так было с самого первого дня твоего появления в нашей семье.

– Ты любил меня еще тогда? ― Я слышу удивление в ее голосе.

– Да.

– Тогда почему ты избегал нашего общения? ― в ее голосе появилась претензия.

– Пытался совладать со своими чувствами. Они были неправильными. Вдали от тебя это казалось лишь блажью, но стоило тебе оказаться рядом, как меня снова накрывало.

– Тебе было больно? ― шепчет она.

– Каждый раз, когда видел вас вместе.

– Я не замечала. Ты же всегда улыбался, был дружелюбным.

– Я улыбался только тебе.

Мишель тяжело вздыхает и снова целует мою руку.

– Я хочу полюбить тебя, ― шепчет совсем тихо, но я слышу ее, и меня омывает теплой волной. Она хочет, значит, полюбит. ― Но боюсь. Слишком опасный путь ты выбрал.

Я целую ее макушку, потому что мне нечего ответить. Мишель права.

Я весь день взволнован. В плохом смысле. И не потому что мне нужно выехать на разведку и проверить, как и где я могу достать еще одного приспешника О’Салливана, а потому что мне нужно как-то оправдать свою отлучку перед Мишель.

Последние несколько дней она все чаще просит остановиться. Наш секс все отчаяние, объятия еще крепче, а нужда друг в друге еще безумнее. Мишель каждый раз целует меня так, словно в последний раз, и это бесит. Потому что меня не покидает чувство того, что надвигается нечто… незапланированное. И это вселяет тревогу, которую я пытаюсь отогнать. До появления Мишель в том старом доме все было гораздо проще. А теперь перед каждой операцией ―да что там, даже перед обычной разведкой ― я волнуюсь, словно сам иду под пули. А, может, и иду, кто знает.

Иногда я сам думаю о том, чтобы послать все к чертям и скрыться, прихватив с собой Мишель. Но отбрасываю эти мысли, едва перед глазами встает картинка с тремя закрытыми гробами и фотографии с места происшествия, где машину отца буквально разорвало на куски и разбросало по дороге. В такие моменты я снова вспоминаю, зачем начал все это, и мотивация возвращается.

Я поднимаю голову, подбегая к дому после пробежки и короткой разведки по окрестностям. Перед ним Мишель со смехом выхватывает из пасти Бакса палку, отбрасывает ее, и собаки несутся в чащу, чтобы найти свою игрушку. Интересно, Мишель понимает, что черта с два она бы смогла отнять палку, если бы собака сама не захотела отпустить? Пользуясь тем, что Мишель поощряет собак криками и вряд ли услышит мои шаги, я подбегаю к ней и резко хватаю за талию.

– Ой! ― вырывается из нее, и Мишель замирает, а потом, осознав, что это я, начинает бить меня по рукам и смеяться. ― Ты напугал меня.

Я поворачиваю Мишель лицом к себе и впиваюсь в ее губы жадным поцелуем. Она пылко отвечает. Сначала кладет руки мне на затылок, а потом одергивает их.

– Ты мокрый, ― произносит она, оторвавшись от моих губ. Мишель картинно кривится.

– А ты? ― спрашиваю я, зарываясь носом в ее шею.

Мишель пытается со смехом увернуться, но я крепко держу ее.

– Прекрати, ты весь вспотел. Финн!

– Тогда мне нужен душ.

– Очень нужен.

– А теперь он нужен и тебе.

Я подхватываю Мишель и забрасываю ее себе на плечо.

– Что у вас, мужчин, за привычка носить своих женщин на плече? Это какой-то способ обозначит свою территорию, о котором я не знаю?

– Так ты меньше брыкаешься. Это проще, чем уговаривать тебя.

– Наглец, ― она шлепает меня по заднице.

– М-м-м, детка хочет поиграть?

– Тебя пороть надо, а не играть с тобой.

– О, нет, Мишель, если кто и будет пороть, то точно я.

***

Вечером я обуваю ботинки у входа и смотрю в сторону гостиной. Уже через секунду Мишель показывается в дверном проеме с большой ложкой в руке. Она что-то там готовит в кухне нам на ужин.

– Ты куда? ― спрашивает она таким тоном, как будто уже понимает, что ответ ей не понравится.

– Нужно встретиться с Адрианом.

– Пусть бы приехал к нам с Мелиссой. Мы бы с ней поболтали, а вы бы решили свои дела.

Я качаю головой.

– Нет. Мы встретимся в городе.

Мишель с грохотом отбрасывает ложку в сторону.

– Ты врешь. Ты не с Адрианом едешь встретиться. Финн, ты только выздоровел. Выжди какое-то время. Хотя бы пока отдача в раненое плечо тебя не убьет, ― в ее голосе проскальзывают истерические нотки, и я понимаю, что по-тихому не выйду из дома.

– Я не на операцию. Сказал же: на встречу с Адрианом.

Мишель делает два шага и смотрит на меня, прищурившись.

– Ты врешь! ― вдруг кричит она, и сокращает расстояние между нами. Из ее глаз, как по команде, начинают литься слезы. Никогда не видел, чтобы этот процесс начинался так внезапно. Для меня это становится такой неожиданностью, что я даже не успеваю среагировать. Я попросту теряюсь, пока Мишель продолжает кричать: ― Тебе совсем наплевать на меня! Ты говоришь, что любишь, но не можешь остановиться даже ради меня. Тебе начхать на мои чувства, Финн! На мой страх! Ты подумал о том, что со мной будет, если тебя убьют?! А?! Ты продумал такой исход дела? Ты, блядь, думаешь только о себе! Чертов эгоист, для которого наши отношения ничего не значат! Ты хотел меня в свою постель только для снятия напряжения?! Ты поэтому признался мне в любви? Все, только бы затащить в постель?