Дневник обезьянки (1957-1982) - Джейн Биркин

Но вот наконец и Ульгат. Серж и Жаклин бросились в дом. Меня Серж попросил подождать их в кафе. Я присела на крыльце, опершись спиной о чемодан Жаклин. Так прошло полчаса. Я думала о том, что пообещаю ему сделать все что угодно. О том, как я его люблю. О нашем ребенке. Мне хотелось, чтобы он знал о моей любви, о том, что я во всем готова ему помогать и буду всегда заботиться о нем.

На углу улицы появился Серж. Он был бледен и шел медленным шагом. Я вскочила ему навстречу, чтобы спросить, как отец. «Он умер, – ответил он. – Умер еще сегодня утром, в восемь часов». Оказалось, врач не решился сразу сообщить эту весть, но в 8 утра все уже случилось.

Я хотела зайти в дом, но Серж взял с меня обещание, что я этого не сделаю. Его мать сидела в углу, крошечная, подавленная – в лице ни кровинки. С ней была Жаклин. Тоненькая, хрупкая, она показала себя такой храброй и сильной, как я не смогла бы никогда. Мать Сержа снова и снова рассказывала, как все произошло. Они провели чудесный день на пляже; он говорил ей, что у него такое ощущение, словно у них второй медовый месяц. Она собирала ракушки. Ко времени чая они устали и вернулись в арендованный дом. Пообедали мидиями, и он сказал ей, что счастлив, но ему немного нездоровится. Поэтому они решили на ужин никуда не ходить. У них была газовая плитка, они приготовили себе легкий ужин и легли спать. Около полуночи он проснулся от острой боли. Мать Сержа подумала, что это простое несварение и что он переел мидий, и не слишком встревожилась. Он сказал, что ему правда нехорошо, и снова лег. Тут она увидела на простыне и на полу, там, где он ходил, следы крови – оказывается, его вырвало. Она хотела вызвать врача, но он сказал, что ничего страшного с ним не происходит, и снова заснул. Около пяти часов утра он проснулся; его опять начало рвать кровью. «Быстро вызови врача! – сказал он. – У меня страшные боли в желудке». Она побежала к владельцам дома, чтобы они помогли ей найти врача. Когда она вернулась, он лежал на полу в луже крови. Она положила его голову себе на колени. «Врач придет?» – спросил он, и она ответила: «Да». Ей вдруг стало страшно. Она принялась хлопать его по щекам и кричать: «Ты не можешь меня бросить! Скажи что-нибудь!» Но больше он ничего не сказал. Он умер через несколько минут. Врач пришел слишком поздно.

Отец Сержа

Я любила вас, милый человек, но не успела вам это показать; я не успела сказать вам, что люблю вас, милый человек

Вы лежите в гробу и кажетесь таким спокойным

Я так и не успела ничего вам пообещать

Слышите ли вы меня?

Мой ребенок шевелится у меня в животе, прямо напротив вашего лица

Какой покой после пережитого страха, какой одинокий покой

Что вы делаете в небесной выси

20 июля. Рождение Шарлотты

Я в больнице. Колыбель готова. Теперь мне остается одно – произвести на свет ребенка. Мы с Габриэль и Эндрю пообедали в ресторанчике на Кингс-Роуд. Говорили о супружеской верности и о мужьях – мало утешительного. Потом я пробежалась по Кингс-Роуд, надеясь ускорить начало родов, но это не сработало, и Серж снова отвез меня в больницу.

Мы оставили свои вещи в клинике и пошли на Харли-стрит к доктору Боссу – накануне Серж обжег палец азотной кислотой. Потом навестили папу в больнице Эдуарда VII. Операция прошла успешно, и завтра его выписывают. Мы вернулись в мою больницу и стали ждать, когда меня осмотрит доктор Шнайдер. Он сказал, что головка ребенка достаточно опустилась, что все идет нормально и что мы можем пойти куда-нибудь поужинать. Мы отправились в заведение под названием «Маленький Монмартр», в котором все официанты – итальянцы. До чего приятно было сидеть там с мамой и Сержем! По возвращении в больницу я приняла две таблетки снотворного.

Я уже так люблю своего ребенка! Девочка это или мальчик, мне не терпится его увидеть и сказать ему, как я его ждала и как он мне дорог, потому что это так и есть. Sweet[124] Серж так волнуется! Он просто ангел! Он боится, что мне будет больно. Я сказала ему, что, когда очень хочешь чего-нибудь, боль не страшна. Он принял таблетку снотворного. Надеюсь, он выспится. Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы с моим ребенком все было в порядке!

Моя любимая Шарлотта родилась 21 июля в 10:15. Она весит 3,4 килограмма, и у нее на головке шапка черных шелковых волосиков. Она – самое прекрасное из того, что я видела в жизни. Мы с ней были связаны серо-розовой пуповиной. Я видела, как они перерезали эту пуповину, а потом протянули мне малышку. Какая же она крохотная и какая хорошенькая! Мне хотелось, чтобы Серж посмотрел на нее, пока она еще была привязана ко мне, но они с Эндрю ждали за дверью. Он сказал, что счастлив тому, что у нас родилась девочка. Мама сказала, что он был страшно возбужден. А Габриэль, которая оставалась со мной до последней минуты, добавила, что от радости он был просто вне себя. Серж и Эндрю отправились вместе отпраздновать это событие!

* * *

Во время родов Серж стоял за дверью на четвереньках, приложив к стене стетоскоп, чтобы слышать все, что происходит в родильном зале. Он заранее предупредил меня, что не хочет видеть, как я рожаю, потому что после этого никогда не сможет со мной спать. Эндрю был рядом с ним. Я подозреваю, что они опустошили в баре напротив больницы все запасы спиртного, включая банановый ликер. Когда мне впервые показали Шарлотту – желтенькую, с раскосыми глазами, – я решила, что виной тому наша недавняя поездка в Японию. Мне казалось логичным, что в результате она пожелтела. Мы назвали ее Шарлоттой по просьбе Сержа; мне больше нравилось имя Люси. В конечном итоге ее назвали Шарлоттой Люси, и я иногда называла ее Люси, а иногда – Йойотой. Но Серж был прав: имя Шарлотта гораздо красивее, что на английском языке, что на французском.

* * *

Воскресенье

Мистер Шнайдер посоветовал нам показать Шарлотту педиатру. Желтушка у нее все не проходит. В Мидлсекской больнице нам предложили сделать ей переливание крови. Серж так волновался, что остался на ночь в расположенном напротив ужасном отеле. Нас навестили Юл Бриннер и Жаклин. Он назвал ее «Шарлоттой с абрикосами», потому что она вся желтая, и, как крестный отец, подарил ей браслет. Мне принесли ее попрощаться. У меня чуть сердце не разорвалось, до того она была маленькая и беззащитная – крохотное желтое личико и черные волосики… Потом у меня спросили, какого она вероисповедания[125]. Я думала, что умру. Серж побледнел. По щекам у него текли слезы. Он сам отвез их вместе с медсестрой в Мидлсекскую больницу на такси. В полной панике я позвонила папе, и он тут же примчался, несмотря на послеоперационные швы. Мой любимый папочка был со мной, когда вернулся Серж, насквозь промокший: он шел пешком через весь Лондон под проливным дождем.