Та, что ждет - Людмила Анина

Пусть он сказал ей все это вчера, но ведь не скрыл ничего, а сказал! А это означает, что не такой уж он и циник, если поставил ее в известность о том, что он женат. А субботы… Он ведь расстался с ней в прошлые выходные, так же как и она рассталась с Игорем в эти. В чем же тогда ей его винить? В том, что он захотел быть с ней искренним?

Разве не этого хочет и она сама?

Разве не в этом и состояла прелесть их отношений, пусть еще таких хрупких и тонких? И если он всегда слушал ее, то…

Господи, как же страшно!

А если он не ответит? Если проигнорирует или напишет какую-нибудь банальность?

Она смотрела на пустое окошко аськи, не в силах выбрать одну-единственную траекторию движения.

Скажи ему, Лера.

Скажи.

Ведь ничего другого уже не остается. Все остальное будет лишним.

Очаровашка

Знаешь, сижу сейчас перед компьютером, уже почти восемь вечера, прорва работы, строчу, расчистила жесткий диск (хлама там разного набралось, уму не растяжимо), глаза оторвала от экрана — уже полутьма в офисе, охрана внизу телевизор смотрит… усмехнулась я в этот экран — и слезы хлынули… так по-детски, как у маленького ребенка… когда он уже держит в руках свою маленькую мечту, и вдруг она тает в пальцах как дым… сижу, на губах улыбка, а по щекам льются слезы… смеюсь над собой, и слезы остановить не могу… и чувство такое глупое внутри, ты не поверишь… мне вдруг так захотелось, чтобы все, что ты мне писал за последнюю неделю, стало правдой… безумной, сумасшедшей правдой… какая глупость, не так ли?!..

скажи мне, пожал ли ты плечами в тот момент?! Я пожала… поначалу, а потом вдруг вспомнила танцпол, и твои письма по утрам… в ту секунду я устала быть сильной… хотелось, чтобы ты настоял, проявил желание, хотелось не задумываться о будущем и ничего не предполагать… я далеко сейчас… сама не знаю, в каких дебрях брожу и о чем думаю… я так давно не позволяла себе ничего хотеть… даже не знаю — зачем я тебе это пишу… но мне хочется, чтобы на секунду восстановилась та тоненькая ниточка, которая была… в данную минуту, когда ты еще не знаешь, что я это пишу… скорее всего, я сама себя обманываю, и ничего не существовало, все было только милой игрой… непростительное заблуждение… но все же я все еще здесь…

Мне плохо без тебя.

Мне без тебя плохо.

Очаровашка

почувствуй… всего лишь почувствуй в этот момент меня… без слов и объяснений… не говори мне правильных слов, я их и так знаю… скажи мне …. — либо ничего уже не говори.

Она еще раз перечитала оба сообщения, и, вновь взглянув на офисные часы, начала выключать компьютер.

Он получит это завтра.

И один Бог знает, как отреагирует.

Ей остается только ждать.

Ждать и надеяться.

Она взяла со стоящего рядом стула сумку и повернулась, чтобы еще раз взглянуть на рабочий стол.

Экран монитора погас.

Кнопка чайника тихо щелкнула, и она аккуратно налила себе в чашку кипяток. Завтракать не хотелось совершенно — не было желания даже заглядывать в холодильник, чтобы поинтересоваться, что там лежит. Ничего, горячего чая будет достаточно, а до обеда аппетит авось и разыграется.

На часах было 6 утра.

Мама с папой еще безмятежно спали — она старалась лишний раз не шуметь, чтобы их не разбудить. Мягкие тапочки с двумя голубыми помпонами тихо скользили по гладкому полу — она поставила чайник на место и, обняв кружку пальцами, оперлась о кухонную столешницу и задумалась.

Ей нужно будет не забыть написать сегодня два больших письма и доделать перевод этой зубодробительной английской техинструкции к какому-то станку. Затем эти две кошмарные коробки с файлингом за два прошедших года — ужасное наследство, доставшееся ей от предшественницы, явно не знавшей, что такое делопроизводство, и не желавшей им заниматься. Отправить огромный список канцелярии для заказа, и, упаси Бог, ни про кого не забыть. Потом к трем часам подготовить папку с рекламными материалами, чтобы курьер увез их по назначению. Ах, да, еще и напомнить Меркулову, что ему вчера вечером звонил рассерженный подрядчик…

Она посмотрела на часы — 6.15.

Он еще не доехал до работы и ничего не видел.

Не видел…

Осталось меньше часа, и тогда уже он будет знать, что она на самом деле испытывает к нему. И один Бог знает, как он отреагирует на это. А она уже ничего не сможет изменить — не сможет убежать, спрятаться, сделать вид, что ничего не произошло.

Господи, что он о ней подумает!

Может быть, и не стоило писать это дурацкое письмо — что это теперь изменит? Он увидит его и презрительно усмехнется — теперь она пришла, пришла к нему сама… А строила из себя такую гордячку, такую насмешливую недотрогу!

Ладно, что уж теперь… Смысл сожалеть о том, что невозможно изменить? Даже если он и не прореагирует или отпишется какой-нибудь банальностью, она всегда сможет сохранить лицо и достойно завершить всю эту так некстати разыгравшуюся драму. Благо онлайн-общение всегда позволяет это сделать без серьезного ущерба для самолюбия.

Ну да, написала.

Ну, не ответили. С кем не бывает?

Забыть и бежать дальше.

Она поставила полупустую чашку в раковину и пошла собираться на работу.

В конце концов, что такого особенного она написала в этом письме? Ничего. Ну да, ну больно. Но ведь не сюси-муси-дудуси, я тебя люблю и жить без тебя не могу! Ни на каких ковриках она не сидела, у дверей не рыдала. Была сдержанна. Хотя какое там сдержанна…

Не стоит заблуждаться и прикрываться фиговым листочком. Естественно, из ее письма все понятно, и легко сделать все необходимые выводы. Там и про слезы, и про почувствуй… А что он должен, собственно, почувствовать особенного, если для него все это было милой игрой? И что, после ее слезливых признаний он вдруг ощутит нечто романтическое?

На улице пахло дождем — дождь явно прошел ночью, сильный и долгий, и, хотя с веток еще продолжало капать, зонтик открывать не пришлось. Она с удовольствием вдохнула свежий весенний воздух, еще не наполненный гарью автомобильных пробок, и бодрым шагом направилась к метро.

Она будет в офисе на 45 минут раньше.

И тем лучше.

Во всяком случае, увидев его ответ или пустую аську, она успеет немного успокоиться и сразу погрузится в работу, благо той более чем достаточно. И нечего делать из этого событие, которое стоит такого ожидания! Напишет — извини, я не готов — хорошо, переживем. Не ответит вообще ничего — еще лучше, это тоже будет вполне определенным ответом.

Переходя с «Арбатской» на «Александровский сад», она снова взглянула на часы — было ровно восемь.