Черный ангел - Варвара Клюева

- Мама! Остановись на минутку и попробуй взглянуть на себя со стороны. Представь, что это я умер, что меня сегодня похоронили. И вот, не успела ты вернуться с кладбища, как к тебе заявляется совершенно незнакомая женщина допустим, моя жена, с которой я расписался втайне от тебя - и начинает требовать у тебя деньги в счет будущего наследства. Ты можешь вообразить, как это будет выглядеть?!

Снова лязг пружин.

- Знаешь, Андрей, что меня всегда в тебе поражало? - раздраженно спросила бабушка. - Твоя готовность отстаивать чьи угодно интересы, кроме интересов собственного ребенка! Девочка по вине матери получила страшную травму, потом эта самая мать открестилась от нее, как от прокаженной. Казалось бы ты, отец, должен сделать все возможное, чтобы защитить своего ребенка...

- В этом нет нужды. Ты защищаешь ее лучше, чем целый гвардейский полк. А мне остается только время от времени робко взывать к вашей совести. И, если ты намерена схватиться за сердце, мама, предупреждаю сразу: я немедленно вызову "скорую"!

- Что... Что ты имеешь в виду?

- Ты прекрасно поняла.

Тишина. Людмила, словно воочию, видела, как они стоят лицом к лицу и сверлят друг друга гневными взглядами. Но вот послышался звук шагов и скрип дверцы гардероба.

- Что ты ищешь, мама?.. Зачем тебе моя записная книжка?

- Так... Двести сорок пять пятнадцать семнадцать. Отлично!

Непонятный шум.

- Давай, давай, еще подними руку на мать! Ну, что же ты? Смелости не хватает?

- Мама, я тебя прошу, не езди на поминки. Это бессмысленно! Тасиного мужа там не будет, его не было на похоронах!

- Придумай что-нибудь поумнее, сынок!

Звук распахиваемой двери, бабушкины шаги в коридоре, крик отца:

- Мама, это правда! Он болен! Мне Лиска говорила, у него больное сердце!

Людмила еле успела снять наушники, прежде чем бабушка влетела к ней в комнату.

- Люсенька, я пошла одеваться, а ты позвони по этому номеру. Ничего не объясняй, просто спроси, как до них добраться.

Бабушка ушла к себе, а Людмила услышала, как хлопнула входная дверь - сначала один раз, а через полминуты - второй. Отец и дед пошли на лестницу, догадалась она. Курить дома им строго возбранялось, хотя Светлана Георгиевна давно подозревала, что внучка, ради которой ввели запрет, сама покуривает. Звонок подождет, решила Людмила и снова нацепила наушники. Ей хотелось проверить, сильно ли ухудшится слышимость из-за капитальной стены. Ну, и послушать, чью сторону примет дед, который во время скандалов всегда отмалчивался.

- ...А ведь когда-то она была такой чуткой, такой понимающей! Или мне это приснилось, папа?

- Была. Знаешь, Андрюша, мне кажется, это что-то вроде душевного заболевания. Она очень переживала тогда... ну, ты понимаешь. Тася ведь предупреждала ее, что Людмила растет совсем неуправляемой, что надо бы с ней построже, а мама отмахивалась. Вот и получила. Я где-то читал, что, если чувство вины становится непереносимым, разрушительным для личности, сознание его отторгает, а подсознание искажает. Вот у мамы оно и переродилось в ненависть к Тасе и в безумную любовь к Люське.

- Я все понимаю, папа. Но когда родной человек утрачивает всякое чувство меры, всякое представление о приличиях, с этим невозможно мириться. Если это болезнь, маму нужно лечить. Ты представляешь, как они с Люськой будут выглядеть, когда заявятся на поминки и устроят дележ наследства? А Люська - она что, тоже больна? Господи! Ты бы видел ее сегодня там... Она была похожа на голодную гиену, учуявшую падаль. Так и рвалась к гробу с горящими алчными глазами. Меня едва не стошнило. Нет, я не допущу, чтобы они поехали к Тасе на работу!

- Да как их удержишь?

Папаша помолчал, а потом неожиданно спросил:

- Ты не против, если мы сегодня пойдем куда-нибудь и напьемся? Прямо сейчас?

- Нет, но...

- Можешь одеться побыстрее?

- Ну, я ведь не мама. Но к чему такая спешка?

- Потом объясню, пошли скорее одеваться!

Не разозлись Людмила до такой степени, она наверняка сообразила бы, что задумал отец. Но подслушанный разговор подействовал на нее, как шейкер на шампанское; ее буквально распирало, и мозги на пару минут заклинило. Просветление наступило слишком поздно. Сначала знакомый звук из прихожей возвестил о том, что кто-то запирает внутреннюю, а за ней и внешнюю, металлическую, дверь на оба замка. Только тут Людмилу посетило страшное подозрение. Она бросилась в прихожую, ощупала карманы своего пальто - ключей не было! Схватила бабушкину сумочку, вытряхнула на тумбочку перед зеркалом, лихорадочно разгребла содержимое, но знакомого футлярчика не нашла. Обшарила карманы бабушкиной шубы, пальто, дедовой куртки - все тщетно.

И вот тогда ее захлестнула ярость.

- Чтоб ты сдох! - прошипела она сквозь зубы. И громко позвала: - Ба! Нас посадили под домашний арест!

Часть третья

15

Надежда влюбилась в малыша с первого взгляда. Тугие темно-рыжие колечки волос, черные блестящие пуговки глаз, веселая круглая мордашка в миг разворошили ее память и выудили образ плюшевого медведя Мишутки, первого и горячо любимого Надиного друга. За шесть лет беззаветной дружбы медведь заметно облысел, потерял розовый язычок, темно-рыжая мордочка, благодаря Надиным попыткам накормить питомца, покрылась несводимыми пятнами, облезлое надорванное ухо, пришитое ярко-оранжевыми нитками, косило на сторону, черная пуговка носа держалась на честном слове, но ни одна самая роскошная новая игрушка не обладала и сотой долей его обаяния. Когда ненавистная бабка избавилась от "этого урода", Надя проревела несколько суток подряд и потом уже никогда не дружила с плюшевым зверьем.

Малыш, стоявший перед ней в кроватке, был похож на медвежонка и моментально завоевал сердце Надежды. А когда она наклонилась к нему и он, вскарабкался по ней с обезьяньей ловкостью, а потом обхватил за шею, доверчиво положил голову ей на плечо и сказал непонятно: "Ты собючи", - Надежда поняла, что никому его не отдаст.

До сих пор она была уверена, что обделена материнскими чувствами. Не то чтобы дети вызывали у нее отвращение, нет, они ей скорее нравились. Надежда с удовольствием возилась с чадами своих многочисленных приятельниц, придумывала для юных разбойников страшные и веселые истории, затевала с ними буйные игры, но ее отношение к малым сим больше напоминало привязанность старшей сестры, живущей собственной жизнью и лишь изредка снисходящей до возни с мелюзгой. Мысль обзавестись собственным потомством никогда ее не посещала, несмотря на десять лет замужества. Впрочем, замуж она выходила как бы понарошку. У нее вообще был такой стиль жизни - как бы понарошку.

Знакомые, очарованные ее беспечной, легкомысленной жизнерадостностью, все как один считали Надежду любимицей судьбы, избалованным созданием, ни разу не столкнувшимся с темной или хотя бы тяжелой стороной жизни. Надя никогда не пыталась их разубедить, хотя не сомневалась, что по части знакомства с мрачной действительностью любому из них даст сто очков вперед. Вряд ли на свете существует еще одна бабка, садистка и психопатка, задавшаяся целью вытравить из душ дочери и внучки всякое представление о счастье и радости и имеющая такую власть над своими жертвами.