Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней - Элисон Мэтьюс Дейвид

Как подсказывает само выражение «to be well-heeled» – буквально, «быть при хороших каблуках», – модель, степень ухоженности и текущее состояние обуви мужчины явственно указывали на его социальное положение. В наше время дешевой одноразовой и даже поддающейся стирке обуви и чистых асфальтированных тротуаров мы забываем о том, что для бедняков обувь являлась роскошью, и даже для состоятельных граждан в XIX веке быть пешеходом означало пройти по весьма тернистому пути. Грязные, разъезженные и зачастую немощеные дороги были завалены конским навозом и прочими нечистотами, и мало кому удавалось содержать свои ботинки в чистоте без посторонней помощи (или экипажа). В Париже, помимо чистильщиков обуви и новоизобретенных зонтов, к услугам находчивых буржуа-пешеходов, стремящихся к чистоте обуви, предлагался ряд полезных технологий и архитектурных пространств. Разнообразные лаковые покрытия для кожи, или cuir verni, обладали защитной функцией – несколько слоев лака делали обувь более водостойкой и становилось легче счищать брызги грязи с ботинок. Однако лакирование кожи в начале XIX века происходило с использованием свинцовых белил и токсичных легковоспламеняющихся растворителей, источавших жуткий смрад[335]. Для обслуживания покупателей, желавших избежать уличного потока людей, транспорта и капризов погоды, были организованы специальные городские пространства. В новых крытых аркадах или пассажах послереволюционного Парижа, выложенных плиткой и освещенных газовыми фонарями, были созданы все условия для комфортных прогулок, у каждого входа в аркаду работал décrotteur – чистильщик, счищавший грязь с обуви входящих[336]. И все же когда в Париже начинался дождь, улицы становились почти непроходимыми. Находчивые предприниматели придумали решение. Они катали за собой на колесах деревянные планки и брали плату за проход по ним, что позволяло состоятельным семействам, не пачкаясь, пересекать улицы по импровизированным мосткам. Картина Буальи служит яркой тому иллюстрацией.

Несмотря на вспомогательные средства, за обувью требовался регулярный уход, и существовал целый арсенал процедур для продления жизни туфель и ботинок: замена подметок, чистка щетками, подкрашивание или полирование кожи. Темную обувь часто «чернили» или вощили при помощи жидких и пастообразных составов. Все эти ремесла с набережной Сены в Париже представлены на эстампе: предприниматели оказывают мелкие, но важные услуги по уходу и людям, и животным – собакам стригут шерсть, а черные туфельки подкрашивают «французским» или «английским» лаком (ил. 4 во вклейке). В данном случае женщине из рабочего класса лак на туфли наносят кисточкой, что было типично для более тонкой женской обуви. В те годы магазины и лавки предлагали широкий ассортимент средств для чернения обуви, основным производителем и поставщиком которых являлся Лондон. Ярким примером того, как важно было иметь начищенную до блеска обувь и какие барыши приносила эта отрасль, служит биография Чарльза Дэя, владельца компании по производству ваксы Day & Martin, в которой подростком работал Чарльз Диккенс: на момент смерти в 1836 году его состояние равнялось умопомрачительной по тем временам сумме в 350 тысяч фунтов стерлингов[337].

Если раньше в состав ваксы входили такие малоаппетитные ингредиенты, как воск, сало или животный жир, а также ламповая сажа – угольный осадок, то химические инновации XIX века ввели в употребление гораздо более опасные вещества. Примерно в то же время, когда умер ваксовый магнат Чарльз Дэй, немецкий химик Эйльхард Мичерлих впервые выделил желтоватую жидкость, известную нам как нитробензин или нитробензол. Британский химик Чарльз Мэнсфилд запатентовал и в 1847 году в Англии начал коммерческое производство этого вещества для парфюмерной промышленности, назвав его «мирбановое масло» или мирбан[338]. Из-за ароматических свойств – его запах напоминал эссенцию горького миндаля – он использовался в качестве дешевого ароматизатора в косметических средствах, таких как мыло, маски для волос и лица, даже в леденцах, марципане и ликерах[339]. Когда в середине XIX столетия анилиновые краски были на пике моды, весь бензол шел на их производство, но с появлением новых красильных технологий нитробензол, то есть бензол, обработанный дымящейся азотной кислотой, стал широкодоступным «дешевым промышленным коммерческим растворителем», нашедшим применение также и в химической чистке[340].

Нитробензол – это высокотоксичное химическое вещество. Он окисляет железо в крови и придает коже стальной или пепельно-серый цвет, а губы окрашивает в характерный темно-ежевичный оттенок[341]. Несмотря на вмешательство современной медицины, в 2012 году в индийском городе Лакхнау, семнадцатилетняя девушка, желая покончить с собой, выпила неустановленное количество этой жидкости и умерла через четыре дня от состояния, называемого метгемоглобинемия[342]. Медицина ведет учет массовых отравлений нитробензолом в красильной промышленности с конца XIX века. В 1899 году врач У. Стоун, описывая это состояние, предположил, что «гемоглобин как будто теряет свою способность переносить кислород», и заключил, что, «когда пострадавший достигает стадии комы, шансов избежать летального исхода почти не остается»[343]. Смерть наступала, если жидкость попадала на одежду. Один мужчина использовал ее, чтобы отчистить пятна парафина со своего костюма, другой, случайно проливший на себя нитробензол, оставался в той же одежде еще четыре часа – оба мужчины погибли[344]. Наибольший вред нитробензол причинял здоровью производивших его рабочих. В энциклопедической статье 1892 года об использовании «ароматической» красящей химии отмечалось, что производство нитробензола «прежде было источником множества несчастных случаев и опасных взрывов». Автор статьи указывал на такие жалобы больных рабочих, как «жгучее раздражение губ, покалывание в языке, тошнота и рвота, головокружение, симптомы депрессии, кома, сонливость и тревожность», а также звон в ушах, сильные головные боли, судороги, конвульсии, синюшность кожи и то, что «выдыхаемый воздух пах горьким миндалем. Четырнадцать из сорока четырех случаев производственного отравления имели летальный исход»[345].