Исповедь без прощения - Екатерина Островская

– А вдруг Хворостинин этот позвонит в отдел и спросит, как те уроды, которых он сдал?

– Да кто он такой? Чего перед ним отчитываться? Кому он звонил? Кто фиксировал его вызов? Ну, скажет, что позвонил он участковому Салганову, спросят тебя, а ты напишешь объяснительную, что у подозреваемых документы в порядке: в розыске не числятся, и вообще приличные люди, разве что курили на детской площадке, но ведь это не повод для задержания, а пушки Хворостинину померещились…

На следующий день состоялись похороны Владислава Копатько. Народу на кладбище собралось немало. Заместителей убитого генерального директора и начальников отделов пригласили особо, а почти все остальные работники «Профсервиса» явились на всякий случай, или поглазеть, и стояли в сторонке.

Среди тех, кто пришел проводить в последний путь молодого руководителя управляющей компании, был и вице-губернатор, и глава районной администрации, и чиновники мэрии. Собралось много молодежи, среди которых, впрочем, особо скорбящих не наблюдалось. Ребята перебрасывались какими-то фразами, бесконечно разговаривали по мобильным телефонам или слушали музыку в наушниках. Возле могилы скорбно застыла лишь одна девушка – Кристина Лексукова. На ней была темная вуаль и черная траурная соболья шуба. Кристину поддерживал отец, вице-губернатор, и мать, разглядывающая суетящихся приятелей погибшего жениха дочери с видом явного неудовольствия.

Пожидаева немного опоздала, и, когда подошла к Петру Ивановичу, чтобы выразить свои соболезнования, тот спросил:

– Василий Никифорович с вами не приехал?

Людмила Захаровна покачала головой:

– Он не посещает массовых мероприятий.

Копатько вздохнул и помрачнел.

Началось прощание с покойным. Первым свою речь сказал вице-губернатор, он заявил, что лично знал покойного и видел в нем достойную смену: умный, принципиальный и честный молодой человек подавал большие надежды, но его жизнь оборвала чужая злая воля. Но, к счастью, преступник уже найден, и очень скоро состоится суд, на котором Лексуков планирует присутствовать лично, чтобы потребовать для убийцы самого сурового наказания…

После него выступил бывший генеральный директор «Профсервиса» Кропачев. Он, немного смущаясь, начал врать, что сам уступил место руководителя уважаемому Владиславу Петровичу, потому что понял превосходство того над собой и какую пользу молодой Копатько принесет фирме и городу. И как он скорбит о его безвременной кончине. А затем грозно добавил:

– Надеюсь, убийцу покарают по всей строгости.

И словно по команде, все выступающие стали проклинать убийцу. Друзья Влада все как один твердили, что без ушедшего товарища мир не будет прежним и это тяжелая утрата, а человека, который лишил всех такого друга, как Копатько-младший, нужно заставить страдать так же. Создавалось впечатление, что все на похороны и собрались ради того, чтобы посостязаться в ненависти к убийце. И никто не сомневался в личности преступника.

Какая-то девушка в мини-юбке и в розовых колготках после того, как призналась, что у нее с Владиком была чистая и светлая дружба, крикнула:

– Я эту тварь, которая убила нашего Влада, собственными руками бы задушила.

Петр Иванович, поморщившись, обернулся к одному из приятелей сына, тихо спросил:

– Скажи мне, Стас, откуда здесь эта пьянь?

– Я вообще не знаю, кто это, – ответил молодой человек, продолжая играть в телефоне.

Пожидаевой церемония прощания надоела, она собралась уходить и направилась к дорожке, ведущей к выходу с кладбища. Впереди нее шагал высокий парень в дорогой кожаной куртке и болтал по мобильному:

– …Сейчас уже заканчиваем. Закопают Влада, и мы на автобусе бухать поедем. Сколько там буду, пока не знаю, но в любом случае в боулинге встретимся, как и договаривались… Я, может, с телкой подъеду… Выбор тут есть…

Людмила Захаровна прошла мимо, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть крестов и венков на могилах, она не любила подобные зрелища. У выхода ее уже ждал внедорожник, но она остановилась, достала телефон и набрала номер Шеиной:

– Дашенька, завтра на работу не спеши. Регина пусть одна приходит, а ты отдохни какое-то время… Оформим тебе отпуск на недельку-другую, пока все не утрясется.

Что должно утрястись, Даша не совсем поняла. В тот момент, когда ей позвонила начальница, она беседовала с адвокатом. Кульков сам пришел к ней, заявив, что надо выработать линию защиты на случай, если вдруг выяснится, что алиби у нее ненастоящее и в город девушка вернулась гораздо позже того времени, что зафиксировано в протоколе допроса.

– Зачем? Ведь даже следственный эксперимент подтвердил нашу версию, – удивилась Даша и испугалась возможности, что ее вновь будут допрашивать по этому вопросу.

– Мы должны подстраховаться, – вздохнул Леонид Сергеевич, – в моей практике было несколько случаев, когда разрушалось даже стопроцентное алиби.

– И что тогда? – спросил присутствующий при разговоре Хворостинин.

– Тогда мне пришлось использовать все силы. В одном случае мой подзащитный получил условный срок, а во втором хоть и реальный, но ниже низшего предела, и почти сразу вышел по УДО. Правда, оба эти дела не были такими резонансными.

– Но ведь Даша невиновна, – сказал Дмитрий.

– Виновна или невиновна, общественность это не волнует. А следствие заинтересовано в быстром раскрытии преступления. А кроме Дарьи Александровны, подозреваемых нет. Я это к чему: ведь если вскроется то, о чем я упомянул выше, то неприятности могут быть и у меня. Лишение лицензии – наименьшее из зол. Но не думайте, будто я отказываюсь вам помогать. Просто мне хочется подготовить запасной вариант. Дарья Александровна может сказать, что не смотрела на часы, а потому ошиблась с определением времени… А вы…

Кульков посмотрел на Хворостинина.

– Могу сказать, что у меня в машине часы неправильно идут, – подсказал адвокату Дмитрий и спросил: – А почему вас так это тревожит? В крайнем случае, можно сказать и правду, что вы Дашу подвозили.

Леонид Сергеевич хмыкнул, потом вздохнул и произнес с некоторым раздражением:

– Во-первых, это случилось гораздо позже нужного нам времени, а во-вторых, мне бы не хотелось афишировать, что проезжал там в тот день. У меня были личные дела, раскрывать суть которых я не обязан. Однако очень жаль, что вы не понимаете всю важность сегодняшнего разговора.

Он пробыл в квартире Даши около часа, убеждая, как важно настаивать в суде на первоначальных показаниях. Даша и не собиралась с ним спорить, и Дмитрий тоже решительно сказал:

– Менять показания – последнее дело. Можно ссылаться на провалы в памяти, неизвестно чем вызванные, на неточные часы, исправность которых не проверена экспертизой, на что-то еще, но состав суда только этого и ждет, чтобы подсудимая сама разрушила свое алиби. А потому надо говорить только то, что сказано раньше… Но до этого дело и не дойдет – никакого суда не будет. Я это гарантирую, а я слов на ветер не бросаю.