Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - Алексей Меняйлов

3. Людям вообще свойственно отождествлять себя с тотемом (символом, идолом) своего племени (местности). А Ганнибал и был одним из таких тотемов: один из величайших, если вообще не величайший, полководец античности. Следовательно, для воспитанника военной школы Ганнибал, вообще говоря, олицетворял собой не только образец состоявшейся карьеры, но и символ древности рода (Франция — сословное государство, принадлежность к определенному сословию — непременное условие карьеры). Как тут не вспомнить свое карфагенское прошлое?!

4. Ганнибал из Карфагена в девятилетнем возрасте был вывезен отцом на европейский материк — военное обучение предваряло вступление в должность главнокомандующего. Наполеон тоже был вывезен отцом, и тоже на материк, и тоже в почти том же (восьмилетнем) возрасте, и тоже для военного обучения.

5. Ганнибала еще в детстве отец перед жертвенником заставил дать клятву ненавидеть Рим (недемократов; в Карфагене свирепствовала рабовладельческая демократия); логическое завершение подобной ненависти — невротическое желание захватить Рим и его уничтожить. И, это очевидно из всей жизни Ганнибала, к Риму у него было отнюдь не рациональное отношение, а эмоциональное (если угодно, ненависть была подсознательной; к тому же сливалась с неврозом великого города — об этом неврозе ниже). Многие современные исследователи Наполеона позволяют себе обратить внимание, что отношение Бонапарта к России тоже было отнюдь не рассудочным и диктовалось отнюдь не интересами Франции. Это пытаются объяснить разными причинами, как то:

а) полковнику корсиканской повстанческой армии и лейтенанту армии французской Бонапарту отказали в свое время в просьбе принять его на военную службу в российскую армию, поскольку притязания Бонапарта на майорский чин показались начальству чрезмерными;

б) Александр I отказался отдать за уже коронованного императора Франции Наполеона свою сестру Анну, но тут же выдал ее за незначительного немецкого князька, чем Наполеона оскорбил;

в) коротышка и пузан Наполеон не мог не завидовать недемократу Александру I — высокому, стройному и голубоглазому — и его по этой причине ненавидеть.

Все эти обстоятельства представляются причинами на том основании, что правителей интересуют только находящиеся на одной с ними ступени иерархии. (Скажем, в фашистской Германии впоследствии в Нюрнберге осужденные как военные преступники Гиммлер, Геринг, Борман, Шпеер и так далее, хотя были непосредственными сподвижниками Гитлера, друг с другом враждовали, друг против друга интриговали и один другого подсиживали. Они были одинаково преданы фюреру, но друг друга ненавидели — даже в стенах Нюрнбергской тюрьмы друг друга избегали. Делающий карьеру грабитель тоже, «разобравшись» внутри своей группировки и став в ней вожаком, начинает бороться за власть с соседними бандами.) Ужас перед неугодниками, ненависть по горизонтали, презрительное равнодушие к нижестоящим, раболепство перед вышестоящими — классические чувства элемента всякой иерархии. В ныне царящей суверенитической цивилизации постулируется, что главное чувство элемента иерархии — ненависть к сопернику. Отсюда и трактовка мотивов Наполеона: его ненависть к России есть плод недоуважения со стороны царя и его чиновников.

Но всей совокупности происходившего между Наполеоном и окружающим его миром одна только эмоция оскорбленности Наполеона не объясняет.

Кроме всего прочего отчетливо просматривается комплекс Ганнибала и подстилающие его более ранние комплексы и неврозы.

Итак, Наполеон был Ганнибалом, Ганнибал же страстно ненавидел Рим, следовательно, Наполеон не мог не искать города, духовно ему, сверхвождю, противоположного, и в страстной к нему ненависти совершать нелогичные (хотя и строго закономерные) поступки. Римом же XIX века была Москва—Санкт-Петербург! (Более корректно: Москва — пусть отдаленный, но символ русского неугодничества — в одном смысле, а Питер — немецкое начало, аналог «железного» Рима, «внешничество» — в другом; и то, и другое — некая противоположность Наполеона — «внутренника».)

Рассмотрим проблему в упрощенных формах.

Очевидно, что у наполеоноганнибала сильные чувства должен был вызывать не обязательно буквальный Рим, который послушно лег к его ногам и откуда его хвалили папы, но метафизический, нечто ему, Наполеону, сопротивляющееся. (Гипотеза, что Москва есть Третий Рим, не имеет ровно ничего общего с высказываемыми соображениями, хотя не исключено, что если эти взгляды Наполеону пересказали, то само заключенное в ней слово «Рим» могло вызвать дополнительную бессознательную волну ненависти — так, скорее всего, и было. Но это только дополнительная волна.) Для подсознательного распознания противоположности много не надо — человек живет в энергоинформационном поле всей планеты, и понятийное изложение гипотез не обязательно.

Таким образом, противостояние Ганнибала, великого вождя, и Рима, великого города, есть некая единая, не меняющаяся во времени константа, наполненная эмоциональным напряжением. Время от времени она, посредством пробуждающейся родовой памяти, со всей силой, присущей неврозу отрицания действительности, воплощается одержимостью конкретных людей, которые и становятся вождями, что, в частности, проявляется в желании захватить любой ценой великий город, который, однако, почему-то не захватывают. Опытный Ганнибал странно медлил после победы под Каннами, в чем угадывается страх перед великим городом, и так его и не захватил никогда, победа Наполеона над улетучившейся на его глазах Москвой тоже весьма условна.

Но как бы то ни было:

— и у Ганнибала, и у Наполеона равно просматривался «невроз великого города»;

— и Ганнибал, и Наполеон утратили свое несущее им победы психоэнергетическое первенство и лишились власти примерно в одном и том же возрасте — в 45 лет;

— прежде этого возраста и Ганнибал, и Наполеон побывали вблизи великого города, что расценивали как пик своей карьеры («Я должен был умереть в Москве! Тогда я имел бы высочайшую репутацию, какая только возможна». — Наполеон на о. Св. Елены);

— и Наполеон, и Ганнибал закончили свою жизнь от яда;

— и Ганнибал, и Наполеон чаще всего воевали руками и кровью людей чуждых им национальностей, что отличает их от великого множества других полководцев.

Было и множество других странных повторений судеб, интересующиеся могут найти их, сличая подробные биографии этих исторических фигур. К сожалению, о частной жизни Ганнибала осталось в истории немного — только самое ключевое (с точки зрения психоаналитика).

* * *

Итак, Наполеон был как бы новым воплощением Ганнибала, видимо, с достаточно молодого возраста. Если такое отождествление было движимо со всей неодолимой и испепеляющей силой невроза, то от Наполеона в России следовало ожидать странных поступков; очень, очень странных.

Например, Наполеон должен был страстно жаждать захвата «Рима» и перед единственной в своей жизни возможностью должен был дать величайшее в жизни «римлян» генеральное сражение — Каннское.