Испытай меня нежностью и болью - Элли Лартер

— Только если ты сама этого хочешь, — я пожимаю плечами. — Обычно я предпочитаю проводить сессии на трезвую голову у обоих участников процесса.

— Это хорошо, — она кивает, а потом задает вопрос, который не вписывается в интимность обстановки: — Кто она? Та девушка?

— Бывшая клиентка, у которой не все дома, — отвечаю я нехотя. Какое ее дело вообще?

— А что, если у меня тоже не все дома? — она хмыкает.

— У нас с тобой сессия без проникновения…

— Уверен? — она щурится.

— Мы так договорились.

— Да, но…

— Никаких «но».

Она делает еще глоток, а потом вздыхает:

— Есть кто-то настоящий, да? Девушка, которую ты любишь?

Когда через пару часов я начинаю собираться домой из клуба, неожиданно понимаю, что при мне нет мобильного телефона. Это напрягает, но я в упор не помню, когда брал его в руки последний раз… Его стащила Марина? Или кто-то еще?

В конце концов оказывается, что я тупо забыл телефон дома. Арина подает мне его сразу, как только я переступаю порог квартиры:

— Три пропущенных от Анны. И один — от лаборатории, куда ты сдавал повторный тест. Прости, я не успела взять трубку, была в душе, а когда перезвонила, было уже поздно, никто не ответил. Придется ждать до утра.

— Мучительно, — я вздыхаю.

— Пожалуй. Как прошла сессия?

— Никак, — я развожу руками. — Она попросила провести ей экскурсию по клубу и по игровым, с большим любопытством разглядывала всякие штуки… ну… знаешь…

— Знаю, — Арина улыбается.

— И в итоге попросила передать ее какому-нибудь другому мастеру.

— Ты ей не понравился?! — кажется, Арина в шоке, но на самом деле она просто ржет: — Ты был недостаточно сексуальным? Не очень-то властным? И не слишком-то возбуждающим?

— Арина, — рычу я угрожающе.

— Нет-нет, называй меня своей госпожой, — она давится смехом, но все равно толкает меня к стене. — Видишь, даже другие начали замечать, что ты уже не тот, что прежде. А все потому, что теперь из нас двоих круче я!

— Ты так считаешь? А разве у тебя завтра утром не экзамен? — я ухмыляюсь, пока ее проворные пальцы расстегивают пряжку ремня на моих джинсах и тянутся к ширинке.

— Ну, так это завтра утром… А сегодня я хочу тебя наказать.

— За что? — я делаю большие глаза.

— Нууу… Ты здорово потрепал мне нервы, — она хмурится, и на мгновение мне кажется, что она сейчас переключится, и ее задор сойдет на нет. Чтобы не допустить этого, я быстро спрашиваю:

— И чем ты собираешься меня наказывать? — потому что мне хочется этого. А экзамен и результаты теста — все это будет завтра…

Арина притирается ко мне вплотную, встает на носочки и шепчет прямо в губы:

— Тем большим черным членом.

42 глава. Много смазки и черный резиновый агрегат

— Ты собираешься отшлепать меня этим ужасным резиновым членом? — я улыбаюсь, как ни в чем ни бывало, прислоняясь спиной к стене и чувствуя, как лопатки впиваются в твердую поверхность. От ее слов мышцы во всем теле сразу напрягаются, член наливается кровью, а щеки против воли становятся горячими. Меня очень давно никто не трахал в задницу. Но с Ариной я хочу попробовать, я готов, я согласен.

— Не отшлепать, а… — Арина заминается, и я ухмыляюсь: хорошо, не только я чувствую себя непривычно. Для меня это не стыд и не смущение — это предвкушение нового опыта, чрезвычайно интимного и острого.

— Что? — шепчу я ей в губы.

— Петь… — а вот моя детка, похоже, все-таки немного смущается. На действия она горазда, а вот говорить о сексе, не краснея, пока не научилась, как и называть вещи своими именами.

— Давай я помогу тебе, — я наклоняюсь, кусая ее за мочку уха: — Ты хочешь трахнуть меня? Отыметь? Выебать? — в ответ она ворчит и пихает меня в грудь:

— Заткнись!

— Слушаюсь, госпожа!

Арина тянет меня за руку в игровую, и я с готовностью даю ей ключ от комнаты. Она не сразу попадает в замочную скважину: пальцы дрожат от волнения… или нетерпения? Когда дверь наконец распахивается, я первым переступаю порог. Арина шагает за мной следом и тут же прижимается телом к телу, обнимая меня за талию и впиваясь поцелуем в пересохшие губы. Языки сталкиваются в непримиримой борьбе, и я позволяю ей вести, руководить, сводить меня с ума. В штанах уже тесно, кожа покрывается пленкой пота, и я рычу, не прекращая скользить ладонями по тонкой фигурке. Арина вцепляется пальцами в ремень на моих джинсах, быстро расправляясь с ним и быстро запуская руку мне в трусы. Я шиплю от неожиданности:

— Вау, детка, полегче!

— Тебя что-то не устраивает? — она смотрит мне в глаза и сжимает мою мошонку, перекатывая между пальцами тяжелые яйца.

— Нет, госпожа, меня все устраивает, — хрипло отзываюсь я, запрокидывая голову и позволяя ей стянуть с меня чертовы джинсы вместе с бельем. Прислоняюсь к стене спиной, пока она опускается на колени и бессовестно проходится пальцами и языком по чувствительной головке члена. Твою-то мать! Кого я воспитываю на свою голову! Эта засранка даст мне фору и все равно сведет с ума. Крыша уже едет конкретно.

Конечно же, она не дает мне кончить: научилась этой пытке от меня, классика жанра, сам виноват. Мне приходится помочь ей с поисками смазки и достать с верхней полки тот самый огромный черный резиновый агрегат. При виде его задница сжимается, но истекающий смазкой член продолжает топорщиться вверх, возбужденный до предела.

— Тебе придется быть осторожной и не торопиться, — начинаю я, но Арина толкает меня лицом к стене и рыкает:

— Заткнись!

— Ничего себе, — хмыкаю я, но не сопротивляюсь, послушно упираясь лбом в обтянутую кожей стену и подставляя ей голый зад. Я не боюсь боли, даже если она будет, но Арина явно настроена только на приятные ощущения: отложив пока в сторону смазку, она снова встает на колени, кусая меня чуть ниже поясницы и растягивая ладонями ягодицы, а потом я чувствую на коже ее дыхание и то, как горячий язык касается стянутого узелка ануса. Это заставляет меня охнуть.

— Все нормально? — спрашивает Арина.

— Да ты же еще ничего не сделала, — удивляюсь я, имея в виду, что она даже слишком осторожна и нежна.

— Вот как, — детка фыркает, больно кусая меня прямо между ягодиц, а потом вкручивая внутрь мокрый язык. Ощущения на грани, так что мне приходится закрыть рот и просто покрепче прижаться лбом к стене, почти до боли,