Цена ее жизни - Ли Чайлд

Грузовик продолжал двигаться вперед. Вертолет поднялся вверх и покачался. Затем снова опустился, еще ближе к грузовику, летя на расстоянии меньше десяти футов от его лобового стекла.

— Вы окружены со всех сторон, — продолжал кричать второй пилот. — Вас преследуют больше сотни сотрудников полиции. Шоссе впереди перекрыто. У вас нет выбора. Вы должны немедленно прекратить движение и остановиться. Повторяю, немедленно остановиться!

Полицейские машины снова включили сирены, и две, вырвавшись вперед, зажали грузовик в «коробочку». Тот еще некоторое время катил вперед, затем начал сбавлять скорость. Растянувшийся конвой следом за ним тоже затормозил, рассредоточиваясь по шоссе. Вертолеты взмыли в воздух, но остались над грузовиком. Тот сбросил скорость еще больше. Полицейские машины окружили его двойным кольцом, дверь к двери, бампер к бамперу. Грузовик наконец полностью остановился. Вертолеты зависли над ним. Головные полицейские машины подрезали грузовик и резко затормозили, в каких-то дюймах от его капота. Отовсюду повыскакивали сотрудники полиции. Шоссе оказалось запружено полицейскими. И даже сквозь рев двигателей вертолетов отчетливо послышались щелчки затворов и взводимых курков сотни ружей и револьверов.

За многие сотни миль, в Чикаго Макграт не слышал ружья и револьверы, но он слышал голос начальника фениксовского отделения, кричащего по радио. Сигнал с ларингофонов пересылался через Вашингтон и трещал из громкоговорителя, установленного на длинном полированном столе. Старший агент непрерывно говорил возбужденным тоном, выдавая поток распоряжений своим подчиненным и попутно комментируя все то, что происходило на дороге внизу. Макграт сидел за столом, стиснув холодные и влажные от пота руки, уставившись на шумящий без умолку громкоговоритель так, словно тот под пристальным взглядом мог превратиться в хрустальный шар, в котором была бы видна вся картинка.

— Грузовик останавливается, останавливается! — кричал старший агент, находящийся в кабине вертолета. — Вот он остановился, остановился прямо посреди шоссе, и его окружили со всех сторон. Не открывать огонь, ждать моего приказа! Из машины никто не выходит. Откройте двери, откройте двери, черт побери, и вытащите всех из кабины! Отлично, в кабине были двое, водитель и еще один человек рядом с ним, они выходят. Наденьте на них наручники и посадите в машины! Возьмите ключи, откройте кузов, но только осторожнее, там еще двое преступников. Так, отлично, мы подходим к кузову, обходим вокруг машины, дверь заперта, мы подбираем ключи. И знаете что? На борту грузовика по-прежнему видна надпись. Надпись на белом фоне. Она гласит: «Электрическая компания „Яркая искра“». А мне казалось, надпись должна была быть закрашена, разве не так? Белой краской?

В зале совещаний чикагского отделения наступила мертвая тишина. Макграт побледнел. Милошевич бросил на него взгляд. Броган спокойно смотрел в окно.

— И почему грузовик направлялся на север? — спросил Макграт. — Обратно в Чикаго?

Громкоговоритель снова ожил. Сотрудники Бюро повернулись к нему. Вслушались в возбужденный голос начальника фениксовского отделения. Звучавший на фоне рева двигателей вертолета.

— Задняя дверь открывается, — объявил голос. — Дверь открывается, она открыта. Мы заходим внутрь, оттуда появляются люди, появляются люди, но что это такое, черт побери? Их там целая толпа. Человек двадцать. И все вылезают из кузова. Вылезают из кузова. Их человек двадцать или тридцать. Черт побери, что происходит?

Старший агент умолк. Судя по всему, выслушал сообщение с земли. Макграт, Броган и Милошевич не отрывали взгляда от шипящего громкоговорителя. Молчание длилось довольно долго. Из громкоговорителя доносились лишь громкое дыхание старшего агента, рев двигателей и треск атмосферных разрядов. Затем снова зазвучал голос.

— Проклятие! Проклятие! Вашингтон, вы меня слышите? Вы слышите, что я говорю? Знаете, что мы только что сделали? Знаете, куда вы нас послали? Мы только что перехватили партию «живого товара». Тридцать нелегальных иммигрантов из Мексики. Их везут от самой границы. Машина направлялась в Чикаго. Мексиканцы утверждают, что им обещали там работу.

Белый «Эконолайн» размеренно катил вперед. Двигаясь быстрее, чем прежде. Крутые повороты закончились. Выехав на прямой участок, машина набрала скорость. Шум в кузове стоял громче, чем прежде, поскольку грузовик ехал быстрее, и к тому же свистел воздух, врывающийся тонкими струйками через сотню с лишним отверстий в крыше.

Ричер и Холли лежали рядом на полуторном матрасе. Лежали на спине, уставившись на продырявленный потолок. Каждое отверстие казалось им яркой точкой. Не голубой, а просто настолько яркой, что цвет уже отсутствовал. Светлые точки на абсолютно черном фоне. Некие абстрактные понятия. Внутри полная темнота, а за листом тонкой стали абсолютный свет. Свет, противоположность темноты. Темнота, полное отсутствие света. Позитив и негатив. Оба абстрактных понятия контрастировали на металлической крыше.

— Мне хочется увидеть небо, — заявила Холли.

В кузове было тепло. Не жарко, как в первый день. Эту проблему решили врывающиеся со свистом потоки воздуха. Создававшие в кузове относительный уют. И все же здесь оставалось настолько тепло, что Ричер снял рубашку. Скатал ее в комок и подложил под голову.

— Мне хочется увидеть все небо целиком, — продолжала Холли. — А не только его крохотные кусочки.

Ричер ничего не ответил. Он был занят тем, что считал отверстия в крыше.

— Сколько сейчас времени? — спросила Холли.

— Сто тринадцать, — ответил он.

Она недоуменно повернулась.

— Что?

— В крыше сто тринадцать отверстий, — объяснил Ричер.

— Замечательно. А времени сейчас сколько?

— Половина четвертого по центральному поясному времени.

Холли перевернулась на бок. Прижалась к Ричеру. Положила голову ему на правое плечо. Закинула ногу ему на бедро. Колено Ричера оказалось зажато между ногами Холли.

— Сегодня среда, так? — спросила она.

— Среда, — подтвердил Ричер.

Ему нечасто приходилось наслаждаться такой физической близостью с женщиной. Тело Холли было гибким и атлетическим. Упругим, но нежным. Молодым. Приятно пахнущим. Забываясь, Ричер наслаждался этим ощущением. У него участилось дыхание. Однако он не обманывал себя по поводу чувств Холли. Она прижималась к нему, но делала это для того, чтобы дать отдых больному колену, чтобы не скатиться с узкого матраса на пол.

— Пятьдесят один час, — с тоской произнесла Холли. — Вот уже пятьдесят один час я не видела неба.

Сто тринадцать — простое число. Его нельзя получить, перемножив два целых числа. Вот число сто двенадцать можно получить, умножив пятьдесят шесть на два, или двадцать восемь на четыре, или четырнадцать на восемь. Число сто четырнадцать можно получить, умножив пятьдесят семь на два, или девятнадцать на шесть, или тридцать восемь на три. Но число сто тринадцать простое. Оно не имеет целых делителей. Число сто тринадцать можно получить, только умножив сто тринадцать на один. Или выпустив в крышу заряд дроби.