Подражание королю - Светлана Климова

Услышав знакомый короткий смешок, Павел Николаевич мигом катапультировался из очереди.

— Мамонту привет, — прозвучало ему вдогонку. Он и сейчас не стал оборачиваться и вскоре уже с облегчением прыгал в отходящий троллейбус, потому что еще на подходе к почтамту понял, что неминуемо придется забежать домой.

Во-первых, необходимо сменить брюки, а во-вторых — связаться с покупателем, взять доверенность, покоившуюся в портфеле, встретиться и непременно сегодня, в ближайшие же часы, довести до финала сделку с квартирой.

Весь остаток сегодняшнего дежурства я силился привести свою нервную систему в порядок. Если до ночи мне это не удастся — пиши пропало. Ночь, особенно промежуток между одиннадцатью и тремя, в нашем микрорайоне — время сильных духом. А уж если на стоянке у тебя под охраной парочка «мерседесов», один из которых с испорченной сигнализацией…

Однако мысли о Сабине не давали мне покоя ни на минуту. Не знаю, чего она так панически боялась. По крайней мере на время она была надежно заперта в клинике, в относительной безопасности. Днем мне удалось туда дозвониться, и дежурная сестричка лаконично сообщила, что опасности для жизни травма больной Новак не представляет, она спит и желательно, чтобы родственники ее навестили с утра. В ответ я пробормотал что-то нечленораздельное. Также не мешало бы больную покормить — добавила довольно язвительно она и повесила трубку.

Родственники тем временем вели себя весьма странно. Сначала Евгения Александровна со своими расспросами. Затем промчавшийся мимо меня старший Романов, в невидящих глазах которого застыли страх, надежда и тупое упорство.

Вдобавок к этому совершенно косой Чуйко с шестнадцатого со своим бредом о расчлененных трупах вперемешку с россказнями о покойной матушке, угодившей под колеса рейсового автобуса еще в застойные времена, возвращаясь с рынка и зазевавшись на перекрестке.

Червь сомнения начал грызть меня уже при виде обеспокоенного, заплаканного лица Евгении Александровны, но я дал Сабине слово и намерен был его сдержать, несмотря ни на что.

Павлуша впорхнул в подъезд около половины седьмого. Через десять минут он так же стремительно проскочил мимо меня, прижимая к груди знакомый портфельчик. Я успел заметить на его лице след недовольства и выражение все того же упрямого торжества.

Больше никто до самого его возвращения через пару часов из двадцать четвертой не выходил. И Степана как корова языком слизнула…

Павел Николаевич был тяжело шокирован поведением жены, когда впопыхах забежал домой за документами. Евгения Александровна имела вид утопленницы, всплывшей на поверхность пруда. Двигалась она как сомнамбула, и ее опухшее лицо ничего не выражало, кроме горестного недоумения.

— Павлуша, — синими губами прошелестела она. — Павлуша, скажи мне, что это ошибка…

— Какая к чертям ошибка! — закричал, сбрасывая пальто, Павел Николаевич. — Евгения, возьми себя в руки. Что ты торчишь тут, как изваяние?

Дай мне пройти и приготовь мне чистую сорочку, галстук к ней, И будь добра, приведи мои башмаки в порядок. Мне некогда — я опаздываю на невероятно важную встречу! Важную для всех нас — это понятно?

К нему кинулся Романов-младший с воплем: «Папа, я есть хочу! Когда мы наконец будем обедать?» С раздражением отпихнув сына, Павел Николаевич скрылся в своей комнате, а Евгения Александровна прижала взлохмаченного парня к себе и сказала:

— Коля, бабушка умерла!

— Какая еще бабушка? — удивился младший.

— Все! — объявил старший, появляясь из комнаты. — Я ухожу… — И на робкое предложение жены поесть вдруг заорал:

— Не трогайте меня и не ждите!

Ешьте чертов обед сами! И перестань в конце концов точить слезы, Евгения!..

На встречу с покупателем он все-таки слегка опоздал. Привычка взяла верх — такси брать Романов пожадничал, автобус же промчался мимо, набитый под завязку. Пришлось трястись на троллейбусе и еще квартал пробежать рысью. Однако серый «ниссан» стоял аккуратно прижавшись к бордюру, на условленном месте напротив железнодорожных касс, и Павел Николаевич, загнанно сопя, плюхнулся рядом с водителем.

— Простите, — выдохнул он. — Мелкие обстоятельства.

— Итак? — словно продолжая прерванный разговор, произнес покупатель. — Вы, значит, передумали?

— Упаси Боже! — с ходу забеспокоился Павлуша. — У меня в мыслях такого не было. Я готов…

— Раз вы готовы, ничто не мешает оформить сделку прямо сейчас. Завтра с утра я должен уехать из города.

— Согласен, — вскричал Романов, — это и в моих интересах! Но видите ли, у меня… Одним словом, произошли некоторые изменения.

Покупатель покосился на собеседника, но задавать прямой вопрос не стал.

— Дело в том, что моя обожаемая теща сегодня утром внезапно… э-э… скончалась. Таковы обстоятельства. — Он замялся. Мужчина взглянул на Романова с возрастающим интересом и тут же вновь уставился на дисплей бортового компьютера. — Но доверенность на распоряжение ее недвижимостью, выданная на мое имя, никем не аннулирована.

— И?

— Я полагаю, существует возможность оформить договор вчерашним числом?

— проговорил Павел Николаевич. — Дабы избежать сомнений в качестве сделки и вообще…

— Нет проблем, — помолчав, ответил покупатель. — Мы сейчас же едем к нотариусу и в пять минут все закончим.

Машина мягко тронулась, развернулась, и не успел Романов поуютнее устроиться в необыкновенно удобном кресле, как уже стоял перед некой подтянутой барышней лет тридцати в черном деловом костюме, с безукоризненным макияжем на бесстрастно-красивом лице. Все это происходило в освещенном ярким белым светом кабинете с полированной ореховой мебелью, в кондиционированном воздухе которого витал запах тропических цветов и больших денег.

— Верочка! — негромко произнес покупатель. — Именно по этому вопросу я звонил…

Барышня холеными пальцами в тонких перстнях открыла верхний ящик стола, за которым восседала, и кивнула посетителям на кресла.

Пять минут вылились в полчаса, и Павел Николаевич взмок под своим парадным пиджаком, несмотря на то что пальто предусмотрительно оставил в прихожей. Помимо понятного волнения, он никак не мог справиться со своей головой, которая то и дело поворачивалась в сторону лаково-темного окна. Под ним, у пощелкивающего итальянского радиатора, растянулся огромный пятнистый дог и, не мигая, пожирал его желтыми глазами. Покупатель и барышня-нотариус не обращали ни малейшего внимания на это чудовище.

«Ну и тварь, — подумал Романов, прикидывая вес зверюги. — Это чем же ее можно прокормить?»

Дог, напряженно вытянув стройные, в узлах мускулов, лоснящиеся лапы, по-прежнему изучал его, постукивая прутом хвоста по ковру.

«Боже мой, — вдруг мелькнуло в голове Павла Николаевича, — я же начисто забыл о Степане! Даже у жены не спросил… Куда его-то теперь?» Надежда, что проклятый пес последовал за хозяйкой под колеса «Икаруса» не имела под собой никаких оснований.