Единственная для принца. Книга 2 - Анна Агатова

Как же мне хотелось, чтобы всё то, что произошло, произошло по-другому! Я открутила пробку, и на меня тоненькой струйкой потекла теплая вода. И я подставила ей лицо и стала спрашивать не знаю у кого – у себя ли, у воды, как же меня угораздило пойти и лечь с Зиадом? «Он красивее брата», - будто шептала мне вода. Я подставляла под теплую струйку затылок и вспоминала, как мне было легко и смешно, как удивительно по-новому я себя ощущала после лечения.

Да я была будто пьяная!

«Излишек магического вливания», - тихо, на грани слышимости прошуршала вода. А ведь и в самом деле…

Я черпнула полужидкого мыла из своего горшочка, который скаредная и подозрительная комендантша выдавала мне с таким видом, будто отрывала от сердца величайшую ценность. Слёзы всё равно накипали на глазах, и мне хотелось укутаться во что-то теплое и мягкое, что меня согреет и успокоит. Жаль, что запах у казенного мыла такой неприятный – какой-то кислый и липкий, мне бы сейчас хвойного чего-то…

Да, такое лечение может иногда быть с переизбытком магии. Но я не помню, чтобы у меня такое было когда-то раньше. Я глотала горькие слёзы разочарования и продолжала размышлять.    

Не такого я ждала, не такого хотела!

Хотела, чтобы было душевно, ласково, нежно, чтобы по любви. Хотя тут я неправа. Мне было очень хорошо с Зиадом. Я вспомнила, каким он был нежным, как целовал, какие говорил слова.

Я уперлась в стену кабинки головой. Ну что же за противный запах у мыла! Хочу запах смолистой, разогретой на летнем солнце ели! Он мне так нужен сейчас, просто необходим, чтобы успокоиться. Я прямо почувствовала его, и будто стало легче, будто меня всё же укутало то теплое и мягкое, чего так просила душа.

Я вспенивала пахнущее наконец нормально мыло в волосах, на руках, на груди, животе, спине и вспомнила, как меня гладил и целовал Зиад. И почему-то слёзы только сильнее катились из глаз. Почему я чувствую вину? Я пошла с ним, а не с его братом, как хотела. Всё, этого уже не изменить.

Но я и не обещала Джаваду ничего. Он, наверное, даже не догадывался, что мне нравится. «Зиад красивее», - шептала, лопая маленькие, пузырьки пена.

Хвойный запах расслаблял и убаюкивал. Да, Зиад красивее. Привлекательнее. Он больше мне нравился – надо быть честной хотя бы с самой собой.

Но я боюсь таких мужчин. Именно потому и боюсь, что они слишком привлекательны. И привлекательны не только для меня одной. Не хочется быть одной из многих его женщин…

Горечь снова скривила моё лицо в болезненной гримасе. Ещё, ещё хвойного запаха, пены – больше, воды – горячее!

Наверное, именно поэтому так плохо – я не Джаваду изменила, я изменила себе, той себе, рассудочной и холодной, благодаря которой выживала в последние годы. Опьянение излишком магии смело все барьеры, все доводы разума, оставило… Что? Что оставило? Мою суть – мне нравится не сдержанный, умный и надёжный Джавад, которого я выбрала разумом, мне на самом деле нравился красивый и хищный Зиад.

Вот она глубина той горькой ямы, в которой прячется вся правда обо мне.

И этот человек, которому я отдалась, знает мою тайну.

Ещё не всю, конечно. Но много ли ему потребуется времени, чтобы узнать всё до конца? И не захочет ли он выдать меня бенестарийскому принцу или вовсе моему отцу?

Я пыталась вымыть пену из волос. И обычно такое не пенное мыло, сегодня сопротивлялось и сопротивлялось, и всё никак не вымывалось.

Я напрасно изменила себе: моя холодная маска помогла мне выжить тогда, поможет и сейчас.

Я закрутила пробку на горячей воде, и резко на всю открыла холодную. Ледяной поток окатил меня с головы до ног, и я отскочила от обжигающего холода. Стерев с лица воду, я не глядя потянулась за полотенцем – длинной узкой холстиной, которой тут принято было вытираться. Она быстро промокала, и спасало положение только то, что она была слишком длинной, и всегда можно было найти сухой кусочек, даже когда основная часть уходила на оборачивание головы.

Уже когда я шла по проходу мимо кабинок в сторону предбанника, одна из адепток окликнула меня:

- Рада, дай мыла своего. Так пахло, пока ты мылась! Тоже хочу такого!

Только теперь я осознала, что, когда я заходила в душ, мыла у меня с собой не было. Я же голая ввалилась в душевую. И полотенца тоже не было.

Я потрогала длинный край холстины, лежавший у меня на плече. Приподняла его и поднесла к глазам – вот оно, полотенце. Я глянула на девушку и закусила губу. Она продолжала вопросительно смотреть на меня.

- Знаешь, не осталось ничего, всё сегодня израсходовала, - протянула я, соображая, что же такое сейчас произошло.    

«Мой дорогой и единственный! Мой суженый!

Скучаю! Скучаю без вас, скучаю от одиночества, очень сильно скучаю!

И это несмотря на то, что Варген, названный при рождении Фойга, уделяет мне много времени, пребывая рядом со мной почти неотлучно. Он очень обходителен и любезен. Почти всё своё свободное время наследник тратит со мной.

Это настолько лестно, что даже стыдно признаться в этом, мой драгоценный реджи! Не знаю, насколько это прилично для местного общества – такое частое общение с мужчиной, тем более с наследником. Ведь я так и не смогла найти женщину, достаточно благородную, чтобы пообщаться с ней и получше узнать об обычаях местного высшего света. Поэтому остаётся только надеяться, что ничего не нарушаю.

Наследник сопровождает меня на верховых прогулках, когда позволяет погода. А позволяет она, увы, нечасто.

О мой реджи! Насколько же здесь холоднее, чем в нашей благословенной Плодородной богиней стране!

Но хотя бы так я могу осуществить свою мечту, и посмотреть, пусть издали, на жизнь Оландезии. Вижу не много, большей частью архитектуру. Она очень отличается от нашей – здесь нет строений выше двух этажей. Да и эти так редки, что их можно пересчитать по пальцам обеих рук. И находятся в основном вокруг королевского дворца.

Они очень похожи на какие-то присутственные места, но я не уверена – табличек с названиями, как у нас, на них не имеется, а знаки, которые иногда встречаются вдоль дорог, с надписями, я, к сожалению, разобрать не могу, поскольку не умею читать на оландезском наречии.

Людей же на улицах так мало, что иногда кажется, что город вымер. Но, как объяснил мне наследник, местная стража готовит нам путь перед прогулкой, чтобы недостойные не могли нам помешать. Это с одной стороны, конечно, льстит, ведь это великая честь, а с другой – не даёт мне узнать что-то интересное о жизни местных жителей.

И здесь я, наверное, неправа. Когда мы общаемся с наследником, я не успеваю ни о чем думать – столько знаков внимания на меня сыплется. Мне даже некогда расспросить его о его стране.

Варген, названный при рождении Фойга, проявляет огромный интерес к нашей стране, расспрашивает меня о ней, да с таким рвением, что у меня порой даже ответов нет на его вопросы.