Афганский исход. КГБ против Масуда - Александр Полюхов

— Доставай аптечку, — крикнул уже на бегу Алехин.

Сзади и впереди тормозили редкие в воскресное утро автомобили. Небо взирало сверху на очередную земную драму, солнце давало яркое пологое освещение и длинные тени.

Подбежав к «тойоте», Матвеев ужаснулся: спасти никого не удастся. Вместо ветрового стекла зияла огромная дыра, и провисли белесые остатки триплекса. Салон покрыт слоем крови и плоти, не видно никакого движения. «Но кто же остановил машину»? — вспыхнула надежда. Распахнув водительскую дверь, оперработник увидел сюжет в стиле Иеронима Босха: за рулем окровавленный мужчина, сзади месиво из мяса и костей. Косуля, влетев внутрь, врезалась в заднее сидение. Отверстие в стекле чуть справа — туша не задела водителя? Не веря в удачу, Алехин дотронулся до пострадавшего и услышал тихий стон.

— Он жив! У кого есть сотовый телефон? Есть здесь врач?

Подбегавшие люди обступали место аварии, зачарованные страхом потенциальных жертв и любопытством обычных зевак. Побледневший Стурстен держал аптечку Шустрый парень в кожанке, взглянув на «тойоту», побежал к своей машине, стоявшей четвертой. Еще на трассе «сааб 900» бежевого цвета обратил на себя внимание. «Наружка? — подумал разведчик. — Не имеет значения».

Парень вернулся с ящичком «эрикссон». Мобильная связь стандарта NMT еще только внедрялась, давая некачественное, зато широкое покрытие пустынной территории. Судя по разговору, звонивший в службу спасения и, правда, оказался полицейским в штатском. Матвей деликатно отвернулся и попытался пообщаться с пострадавшим.

— Можешь говорить?

— Да-а.

— Как зовут?

— Бу Ларссон.

— Где болит?

— Грудь… сильно.

— Дышишь без затруднений?

— Не глубоко. На вздохе… очень больно. Почти ничего не вижу.

— Это кровь косули залила лицо. Тебе повезло, приятель. Спасем! Не двигайся и старайся дышать поверхностно. С минуты на минуту приедет скорая.

— Спасибо.

— Станет хуже, дай знать. Я с тобой, вот держи мою руку.

Медиков в толпе не нашлось. Кое-кто был в полуобморочном состоянии. Стурстен держался неплохо, хотя заметно волновался. «Молодец! — отметил Матвей, — от крови не шарахается в отличие от многих мужчин». Повернувшись к обладателю «Эрикссона», спросил:

— Что слышно?

— Высылают вертолет.

— Подлетное время?

— Полчаса.

— У водителя сломаны ребра. Возможно, они проткнули легкие. Других повреждений не вижу, но пневмоторакс — это серьезно.

— Трогать его нельзя. Вдруг есть внутренние травмы.

— Вот и я о том же. Может умереть прямо здесь от болевого шока. У тебя нет шприца и какого-нибудь анальгетика?

— Нет.

— Уве, принеси аквавит из моей сумки. И стаканчик.

— Ты что затеваешь? — настороженно спросил сотрудник наружки.

— Спасать пострадавшего. Дадим ему немного алкоголя.

— Нельзя! Приедет полиция, станет разбираться в ДТП, а от мужчины пахнет спиртным.

— Я вижу, он трезв. Иди, понюхай сам. Мы дадим показания, что пришлось дать ему выпить, дабы избежать болевого шока.

— Мне нужно посоветоваться с начальством.

— Тогда звони инспектору Торквисту в ГПУ и скажи, Алехин знает, что делает.

Удивленный полицейский отошел с телефоном.

Матвей заставил водителя выпить 50 г аквавита. Тот встрепенулся, и лицо вновь стало живым, после умывания минеральной водой. Бу Ларссон пытался заговорить, но разведчик не разрешил. Наружник после совета с начальством не вмешивался, только велел зевакам сесть в машины.

Вертолет скорой и патруль появились почти одновременно. Жертву косули-камикадзе вынули и положили на носилки. Врач поколдовал над пострадавшим, сделал инъекцию обезболивающий и подтвердил, что правильно тому дали алкоголь. Полиция записала имена свидетелей и открыла движение по шоссе.

Солнце заметно поднялось над горизонтом, и лес горел цветами осени. Матвей внезапно увидел крупные подберезовики, росшие прямо у дороги. Природа делала вид, будто ничего не произошло. Только бурые пятна на асфальте говорили Алехину, что авария ему не привиделась. Оставалось понять, продолжится ли путешествие.

— Дальше поедем? — засомневался Уве.

— Обязательно.

— Настроение упало.

— Аквавит «О.П. Андерсон» и пиво «Приппс» у нас остались, время есть. Да, и раки живы, ждут варки. Что же поворачивать оглобли из-за прыгучей лани? Нет, нас так просто с пути не свернешь!

— Тогда вперед.

Под парусом планировали продолжить знакомство и обсудить план действий. Заехав рано утром за Стурстеном, Матвей помог погрузить еду в дополнение к захваченным им напиткам. Затем машина двинулась на север, к стоянке яхт возле крепости Ваксхольм. Бастионы с XVI века защищали проход из балтийских шхер во внутренние воды столицы. Они не позволили русскому флоту прорваться в Стокгольм, но не смогли помешать казакам генерала Платова пересечь Финский залив по льду. Ребятушки похозяйничали на побережье, а штурмовать Стокгольм не рискнули.

Позднее туристы и яхтсмены сменили военных, хотя последние еще охраняли рубеж от «советских миниподлодок на гусеницах». В яхт-клубе царило оживление, люди тащили на борт пожитки, ящики с выпивкой, детей и домашних животных. Только часть суденышек отчаливали, на остальных экипажи пили и закусывали прямо у причала.

Лодка семьи Стурстенов имела метров 12 в длину, одну мачту с парусом и двигатель. Скромные размеры компенсировал комфортабельный корпус с деревянной отделкой. Кроме пары хороших кабин имелись камбуз-столовая и гальюн. После погрузки яхта медленно выбиралась из марины. Уве рулил, Матвей багром отталкивался от судов. Не слишком грациозно красавица «Маржин» вышла в пролив.

— Игрушка отца. Купил, когда стал хорошо зарабатывать. Только он редко бывает в гавани. Я в юности часто на ней ходил, хотя морским волком не стал.

— А я — сухопутный краб. У нас в Москве воды мало. Понатаскай меня на роль младшего матроса. Далеко пойдем?

— Нет, знаю тут заливчик. Часа полтора ходу.

Острова, покрытые по-осеннему разнопегими деревьями, окружало сине-серое море. Живописный архипелаг считался самым красивым, по крайней мере, в Европе. Говорят, канадский Ванкувер столь прелестен, вот только ни Алехин, ни Стурстен там не бывали и сравнить не могли.

Размеренное плавание закономерно привело разговор к столь же неспешному обмену впечатлениями и воспоминаниями. Для персонального сближения требовалось дополнить первичный контакт еще и психологическим резонансом. Разведчик умел постепенно втягивать партнера в состояние дружеского расположения и порой даже влюбленности. Последняя не имела сексуального подтекста и являлась сильным чувством, которое могло привести к нужному оперативному результату, но могло затем вылиться в сильное разочарование. От любви до ненависти… Поэтому Матвей предпочитал дружеские и доверительные отношения как более стабильные и продуктивные.