Пасть - Виктор Точинов

Этот простой и вовсе не угрожающий жест добил Коляна.

…Капитан не соврал. После сорока минут допроса, вывернув наизнанку полудурка и заставив наставить отпечатков на пистолете (и даже на кобуре с пружинным зажимом), он не тронул Северцева.

Все остальное сделал Руслан: коротко рубанул по затылку, разжал зубы ножом, засунул в рот глушитель и надавил спуск. И произнес совершенно нелогичную, по мнению Капитана, фразу:

— Вот тебе за Доктора, падаль!

Нырнул на несколько секунд в дом — спрятать кобуру. Капитан пожал плечами. Все знали, как Руслан уважал Доктора, но при чем тут это? Совершенно ни при чем… Да-а, нервы у нас у всех сейчас как струны…

Капитан вообще поначалу не хотел возиться с обставой — землю рыть никто не будет, спишут еще двух жмуров на междусобойные разборки. Но Руслан настоял — так. Ну да ладно, картинка вполне достоверная. И следов удара на затылке не найти — за почти полным отсутствием последнего.

Они вышли, аккуратно прикрыв дверь. Пересекли двор и зашагали к оставленной в двух кварталах машине. Дело сделано, можно докладывать Генералу: никто Костикову не убирал. А сама она выскочила на проезжую часть в неположенном месте, как утверждал покойный недоносок, или, что вероятнее, он гнал на всю катушку с утренним хмельком в крови после веселой ночи — дело, по большому счету, десятое…

Капитан шел неторопливо, вдыхая полной грудью — словно про запас, не скоро еще придется выбраться сюда, на Карельский перешеек, в северную нашу Швейцарию… А леса здесь действительно красивые… Сказочные леса… Добрые…

Генерала диктофонная запись допроса Северцева вполне удовлетворила. Но он видал на своем веку самые удивительные совпадения. И распорядился еще раз как можно глубже перетрясти все связи лаборантки.

Найти ничего интересного Генерал не рассчитывал, просто хотел вычеркнуть ее из списка со спокойной душой.

Руслан с Капитаном носом землю не рыли, хотя и не спустили задание на тормозах — просто отрабатывали совершенно бесперспективные ниточки, когда негаданно выпадало свободное время.

На дело Колыванова, исчезнувшего предпринимателя, они вышли только глубокой осенью.

Левая рука до сих пор слушалась с трудом. Странное такое ощущение: словно пересадили чужую, и она приросла, и она прижилась — но как-то не до конца. Не совсем. Не окончательно. Да и все остальное тело — не совсем…

Но старик не жаловался. Он никогда и никому не жаловался. Не дали перекинуться — и на том спасибо. Предупредили настрого — никаких нагрузок. Если спиртным или чем еще увлекались — забудьте. Да нет, какое спиртное… Одно увлечение было в последнее время — охота. Тоже забудьте, никаких нагрузок, по крайней мере в ближайшие несколько месяцев… Да, да, конечно, какая охота, какие нагрузки, и хожу-то с трудом. Ходил действительно с трудом, медленно, неуверенно… Вот и сейчас, от метро до нужного магазина — рукой подать, а добирался чуть не сорок минут. Куда уж тут охотиться…

…Капкан предназначался на медведя. Маслянисто-тяжелый, с огромными дугами и двумя мощными пружинами, он даже внешне, даже не взведенный, выглядел опасным, ждуще-опасным — готовым схватить, цапнуть, сжать мертвой хваткой. И удержать кого угодно.

Старик очень надеялся — что удержит кого угодно. Цапнет и удержит. Но цапала и цена — не поражающий великой сложностью агрегат стоил около трети пенсии старика. Попросил посмотреть. Дали неохотно, вид был для потенциального покупателя не слишком… Вертел в руках, безошибочно запоминая размеры и конструкцию деталей. Руки ощупывали каждое отверстие, каждый изгиб, руки еще не забыли слесарное дело. Да и опять же, какие там нагрузки: напильником вжиг-вжиг, молоточком тюк-тюк… Вместо реабилитационной гимнастики.

Отложил капкан, вышел из охотничьего магазина, с трудом спустившись по невысокой лестнице. По Московскому проспекту катил в сторону Пулкова нескончаемый машинный поток: пятница, вечер, август, грибы-ягоды, дачи, соленья-заготовки… Никто не хотел знать и слышать, что там, совсем рядом за границей города, их ждет и кое-что еще, кроме грибков и ягодок… Что зеленые лесные поляны могут краснеть не только от брусники…

Врач, курировавший старика после реанимации, в общем отделении, показался толковым парнем — молодой, лет тридцать пять, на лету все схватывает… Казалось — поймет… Послушал осторожный, неполный рассказ — на обходах стал смотреть в сторону, отчужденно. И подослал другого — специалиста по мозгам…

Едва избавился от мозговеда, сведя все к стариковской охотничьей байке… Замкнулся, доживать в дурдоме не хотелось.

Ну и Бог с ними. Морская гвардия идет уверенно… даже если в строю последний гвардеец. Даже если идти ему осталось совсем немного.

Еще ничего не закончено.

Все продолжается.

Чертовы шавки! На Вишневой улице, так уж сложилось, жили самые истеричные и скверные нравом собаки во всем поселке. Если другой добросовестный пес-сторож, заслышав или почуяв идущего мимо человека, погавкает немного для порядка, показывая, что честно отрабатывает пайку, то эти заразы…

Теперь будут добрый час хором надрываться, подзуживая друг друга, хотя учуять пришельца могла одна или две — те, что из крайних, ближних к речке дворов.

Олег притаился за невысоким кустом, проклиная себя за забывчивость — прекрасно ведь знал, какие гнусные на Вишневой кабысдохи. И обязательно должен был это учесть, сегодня он должен был учесть все.

Истошный перебрех не смолкал, если кто из хозяев не спит (хоть все огни вроде и погашены) — вполне может выглянуть.

Он сжался в плотный комок, низко присев на корточки и перекинув рюкзак из-за спины вперед. Надо было решать, и решать немедленно, план расписан по минутам, какой-то люфт времени тоже запланирован, но сидеть час под кустом, выжидая, пока замолкнет вся эта псарня, нельзя никак.

Олег умом это прекрасно понимал и все равно медлил, мысли метались, как потревоженные рыбки в аквариуме. Вскочить и побежать, нырнуть в темноту, куда не достают слабые отсветы последнего на Вишневой фонаря? Или подождать немного, пусть тот, кого заинтересовала песья брехня, выглянет на улицу и спокойно вернется в кровать, ничего подозрительного не обнаружив?

А если встанут и подойдут к окну не сразу, а когда не дающий заснуть лай успеет надоесть?

Сердце колотилось. По спине, несмотря на холод осенней ночи, пробежала липкая струйка пота. Во рту, под языком — металлический вкус страха…

Наконец он решился, опустил края черной шапочки, тут же превратившейся в обтягивающий черный капюшон с прорезями для глаз. Пригнулся и не бегом, быстрым шагом двинулся совсем не туда, куда шел до начала ночного собачьего концерта.

Торопливо, по-прежнему держа рюкзак спереди, спустился вниз, к берегу речки. Кузьминка здесь, в поселке, речкой была по названию на карте, а на деле — ручей ручьем. Едва сочилась на дне глубокого, стиснутого с двух сторон домами и участками оврага — можно перейти, не замочив ног. Что он и сделал.