Земля обетованная - Барак Обама

от работы. Когда во время еженедельной конференц-связи нашей команды новый организатор пошутил о том, почему он присоединился к кампании, сказав что-то о "ненависти к брючным костюмам" (ссылка на любимый наряд Хиллари в кампании), Тьюс отчитал его в длинной тираде, которую слышали все остальные организаторы. "Это не то, за что мы выступаем", — сказал он, — "даже в частном порядке".

Команда приняла это близко к сердцу, особенно потому, что Тьюс практиковал то, что проповедовал. Несмотря на редкие вспышки гнева, он не переставал показывать людям, насколько они важны. Когда умер дядя Мэригрейс, Тьюс объявил Национальный день Мэригрейс и заставил всех в офисе надеть розовое. Он также попросил меня записать сообщение о том, что в этот день он должен делать все, что говорит Мэригрейс. (Конечно, Мэригрейс пришлось терпеть триста дней, когда Тьюс и Митч жевали табак в офисе, поэтому бухгалтерская книга так и не была полностью сбалансирована).

Подобное товарищество пронизывало всю операцию в Айове. Не только в штаб-квартире, но, что более важно, среди почти двухсот полевых организаторов, которых мы разместили по всему штату. В общей сложности в том году я провел в Айове восемьдесят семь дней. Я пробовал кулинарные блюда в каждом городе, играл в мяч со школьниками на любой площадке, которую мы могли найти, и испытал все возможные погодные явления, от воронкообразных облаков до бокового снега. Все это время эти молодые мужчины и женщины, работающие бесконечное количество часов за прожиточный минимум, были моими умелыми проводниками. Большинство из них едва закончили колледж. Многие участвовали в своих первых кампаниях и находились далеко от дома. Некоторые выросли в Айове или в сельской местности Среднего Запада, знакомы с устоями и образом жизни средних городов, таких как Су-Сити или Алтуна. Но это было нетипично. Соберите наших организаторов в одной комнате, и вы увидите итальянцев из Филадельфии, евреев из Чикаго, негров из Нью-Йорка и азиатов из Калифорнии; детей бедных иммигрантов и детей богатых пригородов; инженеров, бывших добровольцев Корпуса мира, ветеранов вооруженных сил и выпускников средних школ. По крайней мере, на первый взгляд, не было никакой возможности связать их дико разнообразный опыт с теми людьми, чьи голоса нам так нужны.

И все же они устанавливали связи. Приезжая в город с вещевым мешком или маленьким чемоданом, живя в свободной спальне или подвале какого-нибудь первого местного сторонника, они проводили месяцы, знакомясь с местом — посещали местную парикмахерскую, устанавливали карточные столы перед продуктовым магазином, выступали в Ротари-клубе. Они помогали тренировать детскую лигу, помогали местным благотворительным организациям, звонили своим мамам, чтобы узнать рецепт бананового пудинга, чтобы не прийти на вечеринку с пустыми руками. Они научились прислушиваться к местным волонтерам — большинство из них были намного старше, у них была своя работа, семьи и заботы — и научились привлекать новых. Они работали каждый день до изнеможения и боролись с приступами одиночества и страха. Месяц за месяцем они завоевывали доверие людей. Они больше не были чужаками.

Каким тонизирующим средством были эти молодые ребята из Айовы! Они наполняли меня оптимизмом, благодарностью и ощущением того, что я прошел полный круг. В них я увидел себя в двадцать пять лет, приехавшего в Чикаго, растерянного и идеалистичного. Я вспомнил драгоценные связи, которые я установил с семьями в Саут-Сайде, ошибки и маленькие победы, сообщество, которое я нашел — похожее на то, что сейчас создавали для себя наши полевые организаторы. Их опыт заставил меня вернуться к тому, почему я вообще пришел в правительство, к идее о том, что, возможно, политика может быть меньше связана с властью и позиционированием и больше — с сообществом и связями.

Наши волонтеры по всей Айове, возможно, верят в меня, подумал я про себя. Но они работали так усердно, как работали, в основном благодаря этим молодым организаторам. Так же, как эти дети, возможно, подписались на работу в кампании из-за чего-то, что я сказал или сделал, но теперь они принадлежали волонтерам. Что двигало ими, что поддерживало их, независимо от кандидата или конкретного вопроса, — это дружба и отношения, взаимная преданность и прогресс, рожденный совместными усилиями. Это и их раздражительный босс в Де-Мойне, который обещал сбрить брови, если они добьются успеха.

К июню наша кампания переломила ход событий. Благодаря стремительному росту пожертвований через Интернет, наши финансовые показатели продолжали значительно превосходить прогнозы, что позволило нам раньше времени выйти на телеканалы Айовы. Поскольку школа на лето закончилась, Мишель и девочки смогли чаще ездить со мной в дорогу. Передвижение по Айове в фургоне, их болтовня на заднем плане, когда я делал звонки; наблюдение за тем, как Реджи и Марвин побеждают Малию и Сашу в марафонских играх в UNO; ощущение нежного веса одной или другой дочери, спящей рядом со мной на ногах после обеда; и всегда обязательные остановки на мороженое — все это наполняло меня радостью, которую я переносил на свои публичные выступления.

Характер этих выступлений также изменился. Когда первоначальная новизна моей кандидатуры прошла, я обнаружил, что выступаю перед более управляемыми толпами, несколько сотен, а не тысяч, что дало мне возможность еще раз встретиться с людьми один на один и выслушать их истории. Супруги военнослужащих рассказывали о повседневных трудностях, связанных с ведением домашнего хозяйства и борьбой с ужасом перед возможными плохими новостями с фронта. Фермеры рассказали о давлении, которое заставило их уступить свою независимость крупным агропромышленным концернам. Уволенные работники рассказали мне о бесчисленных способах, которыми существующие программы по обучению работе подвели их. Владельцы малого бизнеса рассказывали о том, на какие жертвы они шли, оплачивая медицинскую страховку своих сотрудников, пока не заболел один работник и страховые взносы стали не по карману всем, включая их самих.

Под влиянием этих историй моя речь стала менее абстрактной, менее головной и более сердечной. Люди слышали, как их собственные жизни отражаются в этих историях, узнавали, что они не одиноки в своих трудностях, и с этим знанием все больше и больше людей записывались в волонтеры от моего имени. Проведение кампании в таком более розничном, человеческом масштабе также давало возможность случайных встреч, которые оживляли кампанию.

Именно это произошло, когда я посетил Гринвуд, Южная Каролина, в один из июньских дней. Хотя большую часть времени я проводил в Айове, я также регулярно посещал другие штаты, такие как Нью-Гэмпшир, Невада и Южная Каролина, чьи праймериз и собрания избирателей должны были пройти быстро. Поездка в Гринвуд стала результатом опрометчивого обещания, которое я дал влиятельному