Вызов - Эль Кеннеди

Фостер фыркает.

– И все же: какое у тебя оправдание?

– Кон, тебе пора уже брать с Фостера арендную плату, если он хочет и дальше не слезать с твоего члена, – говорит Хантер с усмешкой.

Я начинаю понимать, какой ад мы устроили Хантеру из-за Деми и нелепого целибата, который он принял в начале семестра. Эта хрень раздражает. Парни – как собаки с костью, и я даже не представляю, насколько все усугубится теперь, когда сезон закончился и им больше нечем заняться, кроме как следить за мной по пятам.

Поэтому, когда мы подъезжаем к кафе, чтобы купить чего-нибудь пообедать и Хантер припирает меня к стенке своим вопросом, новообретенное сочувствие вынуждает меня быть с ним откровеннее.

– Насколько у вас все серьезно? – спрашивает он, пока мы ждем у машины Мэтта и Фостера, забирающих наши заказы.

– Я не знаю, серьезно это или нет. Но несерьезным точно никак не назвать. – Я пожимаю плечами. – У нас еще даже не было секса, – признаюсь я, потому что знаю, что Хантер умеет молчать. – В Буффало мы в первый раз развлеклись.

– Это же, можно сказать, самое лучшее время, а? До секса. Когда ты думаешь только о том, чтобы заняться им в первый раз. Все это предвкушение, понимаешь? Когда вы издеваетесь друг над другом, перевозбуждаетесь и все в таком духе.

Я с таким не сталкивался: у меня впервые секс не стал первым шагом. Обычно он первый и последний.

– Я даже помню, каким ты был раздражительным.

– Ну, да. – Он смеется. – Не без этого.

– Тейлор – хорошая девушка. Мы прекрасно общаемся. – На мгновение я задумываюсь. – Если честно, я пытаюсь понять, сколько я протяну, пока она не поймет, что я козел и она для меня слишком умна.

Хантер качает головой.

– Знаешь, если бы ты не относился к себе как к козлу, то, может быть, и другие бы не относились.

– Спасибо, папочка.

– Не за что, дубина.

Я прячу улыбку. У меня с Хантером не такие отношения, как с другими парнями. Может быть, из-за того, что в последнее время мы оба работаем над тем, чтобы стать лучше. Он единственный, с кем я разговариваю на более серьезном уровне, поэтому, когда он становится мистером Роджерсом [14], я начинаю злиться. Его слова все звучат в голове, когда я доезжаю до дома и перезваниваю маме, которая набирала меня утром.

– Где вы были, мистер? – ворчит она. – Я ничего от вас не слышала после игры.

– Да, прости. Были сумасшедшие выходные, и я страшно устал после этой поездки. Потом мне пришлось еще пару дней наверстывать домашку.

– Мне жаль, что вам не удалось пробиться на чемпионат. Но в следующем году обязательно, да?

– Да. Я по этому поводу спокоен. – Парни, которые охренеть как помешаны весь год на такой фигне, действуют мне на нервы. Как бы, чувак, найди себе хобби. – Как вы там? Как Макс?

Ее вздох щекочет мне ухо.

– Он хочет купить яхту. Ездил в Монтерей, присматривал варианты.

– Он знает, как ходить под парусом?

– Конечно, нет, но почему это должно его останавливать, а? – Она опять смеется. Наверное, даже мило, что она с таким обожанием относится даже к самым дурацким его идеям. – Я сказала ему: «Тебе и поужинать дома некогда, когда же ты будешь учиться ходить под парусом?» Но если у него будет кризис среднего возраста, то пусть лучше с яхтой, чем с молодой девушкой.

– За сожжение собственной яхты в тюрьму не отправляют, – сообщаю я ей. – Я где-то это читал.

– Если до этого дойдет, – в шутку соглашается она.

– Ладно, не хочу отнимать у тебя слишком много времени. Скучаю. Люблю. Не ввязывайся в неприятности.

– Кто, я?

– Да, тебя я и имела в виду.

– Люблю тебя, мам. До связи.

Я рад, что она счастлива. Рад, что Макс делает ее счастливой и что у нее денег столько, что можно запросто спорить о такой хрени, как покупка яхты. Но у меня в горле все равно встает ком, когда я кладу трубку.

Разговор о Максе вновь выводит на первый план стычку с Каем. Снова его увидеть – как получить удар хлыстом.

Я так до конца и не пришел в себя после нашей встречи. Болезненный ком в горле никак не желает исчезать.

Сбежать из Калифорнии означало для меня, кроме всего прочего, сбежать от Кая. Раньше я думал, что что-то ему должен. Долгое время он был моим лучшим другом, и, когда я выбрался из старого района, а он – нет, мне казалось, что я каким-то образом его предал. Но потом я понял, что для Кая дело никогда не было в преданности или дружбе: люди в его глазах – просто инструменты. Наша ценность определяется тем, что мы можем для него сделать.

Вспоминая это, я осознаю, что Кай Тернер – гниль, загрязняющая все, к чему он прикасается. И я чертовски надеюсь, что мне никогда не придется опять его встретить.

Чувствуя, что мрачное настроение не за горами, я пишу Тейлор в попытках отвлечься.

Я: Можно мне приехать и тебе отлизать?

Я шучу, но только наполовину.

ТЕЙЛОР: Собрание Каппы. Увидимся попозже?

Не знаю, должен ли я чувствовать себя отвергнутым из-за того, что она не ответила на мое предложение даже задумчивым эмодзи. Я решаю дать ей поблажку, учитывая, что она на собрании и вообще не должна была мне отвечать.

Я: Круто. Напиши мне.

Я бросаю телефон на кровать и направляюсь к комоду в поисках спортивных шорт. Схожу побегаю, раз уж я даже не могу заставить свою фальшивую девушку разрешить мне полакомиться ее киской. Кардио-тренировка лишней не бывает.

Я едва не проглатываю язык, пока читаю сообщение от Конора. У этого парня есть очень раздражающая привычка застигать меня врасплох во время собраний Каппы.

– Что там такого смешного? – Саша вырывает телефон из моей руки после того, как я отправляю ответ Конору. Я кидаюсь на нее, но моя лучшая подруга слишком быстрая. Бывшая гимнастка, как-никак. Вот стерва!

– «Можно мне приехать и тебе отлизать?» – читает она вслух, вскакивая на ноги, чтобы от меня удрать. Я встаю вслед за ней, и мы оказываемся у разных концов кофейного столика в огромной гостиной. Все в этой комнате – бесценные трофеи, подаренные выпускниками по какой-то нелепой причине. – Эмодзи-баклажан, эмодзи-брызги, эмодзи-персик…

– Заткнись. – Я вскакиваю на стол, чтобы выдернуть у нее телефон. – Не было там никаких эмодзи с посылом «кончи мне на задницу».

– Это называется «подтекст», Тейлор. – Саша подмигивает мне с наглой ухмылкой. – Я так тобой горжусь.