Первый ученик - Аня Сокол

При очередном сигнале тревоги Грош добежал до жилого корпуса, не встретив ни одного студента. Все уже в хранилище отрабатывают действия на случай угрозы извне. Другого шанса может и не быть.

Огибая корпус с торца, Макс увидел Самарского. Сокурсник стоял на смотровой площадке, вглядываясь в прозрачный воздух гор, и, казалось, не слышал ни сирены, ни воцарившейся после нее тишины. После того как они вернулись с одиннадцатого маршрута, Артем мало на что обращал внимание.

Чертыхнувшись, Грош прошел мимо распахнутой двери и поднялся на площадку. Квадратный настил десять на десять метров с двумя скамьями, беседкой, чтобы спрятаться от дождя, и выкрашенными голубой краской перилами. Если подойти к самому краю, кажется, будто пустота под ногами тягуче качается. И иногда так легко представить, как делаешь последний шаг в ее заманчивую глубину, просто так, без причины, чтобы просто почувствовать, как это будет.

Ходили слухи, что однажды отсюда спрыгнули влюбленные, которым родители не дали разрешения на брак. Парень усмехнулся… Очередная легенда Инатара, в самый раз, чтобы заманить на свидание девчонку и потискать в беседке.

Артем продолжал смотреть на горы, хотя не услышать его приближения не мог.

– Номер комнаты Шарова знаешь? – спросил парень.

– Зачем тебе?

– В гости звал, а я запамятовал.

Отличник повернулся. Они не разговаривали с того инцидента у дома Иша.

– Шаров живет через одну от меня, в двадцать первой.

– Шаров – такой лопоухий с бритой башкой?

– Как выглядит друг, ты тоже забыл?

– У меня девичья память, от матушки досталась.

– Оно и видно. – Артем отвернулся обратно. – Иди куда шел, я не собираюсь прыгать.

– Надумаешь, предупреди.

– В спасатели метишь, двоечник?

– Нет, камеру возьму.

Сирена взвыла в третий раз.

В двадцать первой комнате царил образцово-показательный беспорядок. Незаправленная кровать, на столе учебники вперемешку с апельсиновой кожурой и носками. Книг было не так много, но они валялись везде. Спальня Шарова была чуть больше, чем у него, и гораздо меньше, чем у Самарского.

Макс подошел к столу и стал открывать ящики. Все тот же бардак, все тот же мусор, но уже приправленный тетрадками. Ничего, что могло бы его заинтересовать.

От ветра колыхнулась бежевая казенная занавеска, приоткрывая стопку книг на подоконнике. Два учебника. Словарь и справочник по нефизическим величинам. Тот самый, что он вынес из хранилища. Парень закрыл глаза, вызывая из памяти картинку, как они стоят в бункере, как старшекурсник наклоняется, подхватывает книгу и ветровку со стула и выходит.

Впоследствии они все дружно кивали друг на друга, заявляя, что никто ничего не выносил. Потому что этот чертов справочник, половину которого студентам полагалось знать наизусть, таскает каждый второй. Ничего удивительного, что псионик взял его с собой, чтобы скоротать дежурство.

Макс вытащил толстый том и раскрыл. Чувство разочарования было почти болезненным. Страницы мягко зашуршали под пальцами. Схемы, таблицы, раскладки, формулы. Неужели он ошибся? Грош захлопнул книгу. Он мог бы с пеной у рта доказывать, что прав, он чувствовал тем самым спинным мозгом, о котором говорил Игрок, но чувства не имели никакого отношения к фактам.

Хлопнула дверь, и этот звук показался Грошеву оглушительнее давно смолкшего сигнала тревоги.

– Теряюсь в догадках, что ты здесь забыл. – Шаров бросил на заваленную одеждой тумбочку черную кепку. – Сломанный нос? Или отбитые кишки?

– Где куб? – напрямую спросил Макс.

И прежде чем хозяин комнаты ответил, прежде чем открыл рот, в его карих глазах блеснула тень страха. Еще одно доказательство, которое ни для кого не будет иметь значения. Все чего-нибудь боятся.

– Мало тебя ребята проучили, мало.

– Так давай. – Грош выронил книгу и поднял руки. – Вот он я перед тобой. Или тебе только безграмотные надписи на стенах по плечу?

На этот раз страха не было – только недовольство и злость.

Год назад кто-то забрался в комнату к Максу в Академии и расписал стены непристойными надписями и анатомическими рисунками, если вдруг кто читать не умеет. Ну, непристойными их счел комендант общежития, а Грошеву было все равно. Были стены зеленые, стали желто-зеленые – невелика разница. Но этого шутникам показалось мало, и они поупражнялись в остроумии на его тетрадях и одежде. Только на его – соседей по комнате такой чести лишили. Тряпки было жалко больше всего, он тогда не планировал обновлять гардероб, но пришлось.

Найти юмористов не составило труда. Один из старшекурсников на бис исполнил арт на стене казармы той самой желтой краской.

– Чего мелешь?

– Того. Подельники у тебя уж больно хлипкие. Стоило прижать Гореева с его баллончиками, как он тут же сдал остальных: тебя, Иванова, Теплина.

– Врешь. – Шаров угрожающе качнулся.

– Тогда откуда у меня гореевский ноут? Он так просил его взять, так уговаривал не ломать ему пальцы.

– Врешь, – повторил парень, одновременно выбрасывая кулак. – Он продал тебе это старье!

Макс перехватил руку за запястье, вывернул и пропустил удар в корпус. Грош согнулся, на миллиметр разминаясь с согнутым коленом, и ударил Шарова головой в живот. Это не тренинг по рукопашному бою, к которым все привыкли, это драка, в которой в ход идет все, даже уличные приемы.

Старшекурсника отбросило к стене.

– Конечно, вру, – согласился он. – А Иванов со щита на полигоне свалился и руку сломал сам. Неуклюжий он у вас.

Шаров прорычал нечто невразумительное и попытался сбить Гроша подсечкой. Макс отпрыгнул в сторону, но тот, поднимаясь на развороте, сократил дистанцию и ударил нисходящим, метя в лицо. Гнев – плохой советчик: бить сверху вниз того, кто на голову выше тебя, затруднительно и, как правило, нерезультативно. Парень легко ушел и ответил прямым в челюсть, снова отбрасывая Шарова к стене. Из разбитой губы потекла кровь.

– Теплину тоже не повезло, его с бутылкой самогона взяли. Стечение обстоятельств.

Старшекурсник поднялся, вытирая рот рукавом.

– А тебя, я помню, не аттестовали по модификациям просто потому, что экзаменационного листа не нашли. Нет работы – нет оценки.

– Ты…

– Я, – кивнул Макс. – Только в отличие от вас, я не подписываю свои работы. И не хвастаюсь перед девками. Только перед парнями. – Ему вдруг стало смешно на самого себя. – Как сейчас.

Лицо Шарова налилось кровью от ярости. Первое правило боя – оставайся спокойным, чтобы ни говорил противник. Тот, кто поддается эмоциям, всегда проигрывает расчету.

Шаров ударил. Макс блокировал. Еще удар – уклонение. Он больше не был первокурсником, которого пинали от одного к другому. Грош заехал парню локтем в грудь, и тот, ловя дыхание, ухватился за тумбочку, чтобы не упасть. Ударить его в спину было бы самым простым. И неправильным. Максу нужна была информация, а не победа.