Москва и жизнь - Юрий Лужков

— Какой такой переворот?

В нашем огромном городе нередки различные происшествия: лопается труба магистрального водопровода, что-то может обвалиться, произойти крупная автомобильная авария… А переворот? Это не укладывалось в голове. Никогда в России, по крайней мере в памятные мне времена, да и много раньше, не происходило никаких военных переворотов. Мы ведь не Латинская Америка, не Африка… Полнейший абсурд!

Между тем дежурный докладывал детали. Президент СССР Михаил Горбачев не может управлять страной по состоянию здоровья. И власть перешла к вице-президенту Янаеву. Образован Государственный комитет по чрезвычайному положению, сокращенное название ГКЧП.

Немедленно вызываю машину, чтобы ехать в мэрию. Там уже находился Василий Шахновский, управляющий делами мэрии, и Владимир Ресин, первый заместитель премьера, ведавший Комплексом строительства. Мэр Гавриил Попов находился в Средней Азии, в Киргизии, в отпуске (впрочем, отпуском его пребывание там можно было назвать относительно: он налаживал экономические связи Москвы с республикой). Вернуться должен был поздним вечером 19-го. Мы все время чувствовали нехватку этого человека в первый день путча. Наш мэр в трудных ситуациях всегда принимал верные решения, вел себя мужественно. К сожалению, нам не оставалось ничего другого, как действовать без него.

Так что же все-таки случилось? Прежде всего бросилось в глаза вот что. Первое. Нет никакого заявления Президента СССР, находившегося на правительственной даче в Крыму, в Форосе. Настораживало странное сообщение о неожиданно резком изменении состояния здоровья Михаила Горбачева до такой степени, что не только утратил способность управлять страной, но и просто не смог сделать какого-либо заявления. Но если он так болен, что не может двигать рукой и шевелить мозгами, то почему по этому поводу нет принятого в таких случаях медицинского заключения лечащих врачей?

Второе, на чем сосредоточилось внимание: «своеобразие» компании, взявшей власть и создавшей какой-то непонятный, не предусмотренный никакими законами Чрезвычайный комитет. Их взгляды были хорошо известны. Главных из этой восьмерки, вошедших в Чрезвычайный комитет, я отлично знал. Четверо из них «утрамбовывали» меня, требуя, чтобы я не допустил митинга, демонстраций демократов возле Кремля на Манежной площади 28 марта 1991 года.

Если бы я отменил свое решение, то ситуация была бы проста: митинг и демонстрация на Манежной площади из законных акций автоматически превращались бы в незаконные действия со всеми вытекающими для собравшихся последствиями.

Помню и такую деталь: за 45 минут до начала митинга мы с Гавриилом Поповым позвонили Михаилу Горбачеву. Но он оказался «занятым», не пожелал разговаривать с нами. Дозвонился до Янаева: «Прошу, доложите президенту, что у него есть последняя возможность не потерять лицо перед москвичами и отвести войска. Никто на штурм не пойдет, люди хотят заявить о своих взглядах, не надо из того, что уже стало привычным для Москвы, делать пугало». Янаев ответил за 15 минут до начала митинга, что Горбачев отказывается удовлетворить нашу просьбу.

Что дальше — известно. Манежную площадь окружили военные. Многотысячные митинги прошли на площадях Маяковского и Арбатской.

— Личное впечатление о руководителе Кабинета министров Валентине Павлове у меня сложилось давно. Это не серый человек, личность, безусловно, смелая, авантюрная. Мы в своем кругу хозяйственников называли Павлова «авантюрист». Портрет его как специалиста нельзя рисовать одной краской. Умен, мог анализировать, сравнивать различные варианты решения, что я очень ценю в руководителях. Грамотный экономист, однако плохо знал конкретную экономику, хозяйственную деятельность, просто жизнь. Упомяну хотя бы обмен 50- и 100-рублевых купюр, беспрецедентное повышение цен, введение драконовских таможенных пошлин, прекративших поступление на внутренний рынок очень многих нужных нам товаров. Сильные стороны Павлова не компенсировали слабые.

Павлов предупредил меня о моей личной уголовной ответственности, если что-то случится. Свое разрешение на проведение митинга я категорически отказался отменить. Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов в те же дни протащил (иного слова подобрать не могу) решение, прямо запрещающее митинг… Почему они его так боялись?

Напомню снова о Геннадии Янаеве. На мой взгляд, он незаконно сидел в кресле вице-президента страны, потому не были опровергнуты подозрения о махинациях при его избрании при третьем по счету голосовании на съезде народных депутатов СССР. Для характеристики личности Янаева здесь нелишне вспомнить, что на заданный ему на съезде вопрос о здоровье, словно в мужской компании собутыльников, ответил депутатам: «Спросите у моей жены».

Вот такие размышления я не могу не привести, потому что они сразу четко определили мою позицию. Излагая их, понимаю, что потратил сейчас на это больше времени, чем понадобилось нам при первом разговоре в мэрии утром 19 августа. Мы сошлись в едином мнении: начался антиконституционный переворот.

На столе у меня уже лежал Закон о чрезвычайном положении, которое можно ввести лишь при стихийных бедствиях, катастрофах, эпидемиях, эпизоотиях, массовых беспорядках. Ничего подобного в городе не происходило. Это тоже подтверждало наихудшие предположения.

Начиная с раннего утра и до позднего вечера у меня произошло множество переговоров по телефону и встреч. Начну рассказ со звонка Борису Ельцину в служебный кабинет.

Мне ответили, что он на даче. Там имелся телефон правительственной связи, которую не отключили. Звоню на дачу. К телефону подошла женщина, жена или дочь. Я представился. У меня создалось впечатление, что этого звонка ждали.

Ельцин сразу взял трубку, твердо сказал «переворот», спросил, что предпринимаем. Я доложил: решаем две задачи — координируем усилия москвичей для отпора заговорщикам и готовим Воззвание к москвичам.

— У нас уже Обращение к народу России есть. Приезжайте и будьте в дороге предельно осторожны.

Остановила меня трель «вертушки», телефона правительственной связи. Звонил первый секретарь Московского горкома КПСС Юрий Прокофьев, служивший не так давно в Моссовете ответственным секретарем исполкома. Он никогда не говорил со мной таким наглым тоном даже во времена, когда горком еще оставался всесильным.

— Предлагаю немедленно приехать ко мне для получения инструкций.

— Не понимаю, чем вызван ваш тон, — ответил я.

— Слышал о том, что произошло? Так вот, все должно измениться. Предлагаю приехать немедленно.

— Я договорился о встрече с Ельциным…

В те первые часы не думал ни о какой конспирации, потому что еще казалось, будто продолжается обычная жизнь.

— К Ельцину ехать не надо, иначе об этом пожалеешь.

Не успел сделать шаг, как снова раздался звонок — Виталия Прилукова, начальника управления Комитета государственной безопасности по Москве и Московской области.