Шпион - Павел Астахов

Соломин кивнул. Не далее как вчера он обещал этой «девахе» всемерную поддержку — там, в японском ресторане. Там же была сделана и эта фотография со штампом «в дело» на обороте и надписью «С.П. Ковалевская».

— Тем не менее, — сухо добавил Соломин, — сам знаешь, враг есть враг. Даже если он такая симпатичная девица. Она американка и работает на свою родину. А мы — на свою. Понял?

Не понять столь прямую угрозу было нереально.

— Чего ж не понять, Максимыч. Все понял, — двинулся к выходу и впрямь все понявший заместитель, а Соломин принялся перебирать протоколы обыска и еще раз проверять документы, изъятые при обысках.

В который раз он не мог найти ничего, что хотя бы косвенно давало зацепку. Ему были нужны железные улики. А их не было. Соломин снова пересмотрел фотографии обыска профессора Кудрофф в аэропорту — пусть и под самым благовидным предлогом. Лицо перекошено от испуга, брызжет слюной, заикается, но суть та же: никаких зацепок, даже договора с собой не взял!

Соломин раздраженно хлопнул по столу. Эх, не дали дожать этого профессора. МИД со своими розовыми соплями испортил всю операцию. Консулы развопились, мидовские хмыри раскудахтались, начальство закряхтело. Уперлись рогами, что не позволят рушить и без того сложные отношения с Лондоном.

Соломин захлопнул папку с надписью «ДЕЛО №» и подошел к зарешеченному окну, выходившему в жилой дворик. Мальчишки строили крепость из снега. Девчонки возили на саночках своих кукол и медведей. Обычный московский дворик. Он тяжко вздохнул. В тот же момент зазвонил телефон. В трубке звучал голос только что выехавшего в отделение заместителя:

— Алло, Максимыч? Это я, Иваныч. Короче, дамочка здесь, но простым этот орешек не будет.

— Почему? — не понял Соломин.

— Характер. Короче, здесь измором надо брать, как крепость. Я бы на вашем месте отдал ее для начала ментам…

Соломин вздохнул.

— Понял. Буду через… — Он посмотрел на часы и вспомнил, что названное отделение находится в районе «Новослободской», — через двадцать минут буду.

Он судорожно открыл сейф и на всякий случай сунул во внутренний карман служебный «Макаров».

«Шапка — папка, шарф — пальто, дверь, ступеньки и авто», — складывал про себя Соломин детскую считалочку. Он пробежал тридцать пять шагов и вырвался на морозный воздух. Дети уже достроили крепость и начали атаку, разделившись пополам. Осажденные стойко отбивались снежными снарядами. Нападавшие несли потери. Не прогревая двигатель, Соломин рванул с места.

Соломин намеренно договорился о «заемном» микроавтобусе и дружеской помощи совершенно постороннего подразделения. Он не любил ни «случайностей», ни вообще каких-либо помех. И пока Соню Ковалевскую допрашивал Исаев.

— А я еще и еще раз спрашиваю вас. С какой целью вы приехали в Россию? Понятен вопрос?

Девушка растерянно озиралась по сторонам. Замызганные полы и ободранные стены производили гнетущее впечатление даже на самих обитателей этих следственных подразделений, отчего они всегда ходили грустные и неприветливые. Так, по крайней мере, сразу же сочла задержанная Софья Павловна. Она никак не могла взять в толк, за что ее привезли в эту страшную комнату и о чем пытается выспросить этот непричесанный и явно недовольный всем, на что бы ни упал его взгляд, человек. Она потрясла головкой, отчего и так выбившиеся из-под заколки волосы разлетелись в стороны. Ни проснуться, ни ухватить смысла происходящего кошмара не удавалось.

— Простите, господин полицейский. Я не понимаю, что вы спрашиваете.

— Я те… вас спрашиваю, какого лешего принесло в Москву? — раздражаясь и на нее, и на Соломина, и на самого себя, спросил капитан. — Что вы здесь ищете?

— Я? Ничего не ищу. Я приехала домой. Я здесь родилась.

— Как это? — не понял Исаев и открыл американский паспорт. Быстро проглядел пустым взглядом голубые страницы и, ничего не поняв, захлопнул и потряс в воздухе: — А это тогда что такое?

— Это мой Ай-Ди. В смысле, удостоверение личности. Паспорт, значит, по-русски.

— Вижу, что не больничный лист!

Страницы паспорта действительно своей фактурой и цветом напоминали знакомый всем больничный бюллетень.

— Так, давайте сначала… дамочка. Вы русская али как?

— Русская.

— А почему паспорт американский?

Соломин оторвал взгляд от щели меж дверями и косяком и двинулся в соседний кабинет. Собственно, никакой иной цели, кроме как измотать противника морально и физически, ну и чтоб получила отвращение даже к самой милицейской форме, у этого «допроса» не было. Затем Соне предстояло провести несколько часов в «клетке», рядом с не очень трезвыми и довольно агрессивными сокамерницами, и лишь затем должен был появиться — нет, не Соломин, его заместитель Иван Иванович — на белом коне и в сверкающих доспехах спасителя от милицейского беспредела.

Когда русский полицейский офицер перешел к сути дела, Соня была вымотана до предела.

— Ну, я думаю, для вас не секрет, кто подал на вас заявление…

Соня сосредоточилась.

«Подал на меня заявление… Что это?»

Само русское слово «заявление» было прекрасно ей знакомо. Каждый человек имел право что-нибудь заявить, например о своем несогласии с войнами в Африке. Но она впервые слышала, чтобы заявление «подавали» как предмет…

«И что значит «подать заявление на меня»?» — Эта словесная конструкция была абсолютно нерусской.

— И кто же подал на меня это заявление?

— Господин Проторов. Кто же еще? — усмехнулся полицейский.

— Проторов? — прищурилась Соня.

Этот бизнесмен явно понимал термин «благотворительность» как-то искаженно, а потому перезванивал ей четырежды, каждый раз с настойчивым предложением совместного проведения времени. И она, само собой, отказала — все четыре раза.

— Да-да, — закивал офицер, — он утверждает, что вы обманным способом выманили у него крупную сумму денег…

Соня возмущенно фыркнула:

— Обманным?! Это благотворительность!

Офицер закивал еще сильнее.

— Точно. Под видом благотворительности завладели крупной суммой денег…

Соня побледнела.

— Я не завладела… все на счетах нашего фонда, до последнего цента!

Офицер улыбнулся, но вышла эта улыбка какой-то злой.

— Знаете… мы проверили наличие средств на этом счете…

Соня замерла, но и офицер молчал — долго, слишком уж долго.

— Там нет ни цента.

— Как так? Я не верю! — глотнула Соня, но тут же спохватилась. — А главное — даже если их нет на счете фонда, это ничего не доказывает! Это не значит, что я их своровала!