Иная вера - Влад Вегашин

– Ты с ними переписываешься? – напряженно спросил Стас.

– Я написал, хотел отговорить, но я не умею, как ты. Мне ответили очень вежливо, но ощущение сложилось, что на хрен послали. Мол, если вы боитесь решительных действий – мы не станем вас осуждать, но не мешайтесь у нас под ногами. Я пытался объяснить что-то, но… Бесполезно.

– Напиши еще раз. Протяни время. Скажи, что ты понял, что они, наверное, по-своему правы, но попроси отсрочку. Словом, протяни время.

– Думаешь, поможет?

– Не знаю. Но лучше пускай их поймают сейчас, а не после того, как они расстреляют сантехника дядю Васю за то, что дяде Васе плевать на Серебряный ветер и все звезды вселенной для него не стоят одной бутылки дешевой водки.

– Хорошо, я так и сделаю. Что-то я тебе еще рассказать хотел… Про Гранда уже рассказал, что же еще было-то? Ну да, конечно. Я ж не сказал, что мы сами сейчас делаем. Знаешь, я сперва думал – бред, но Женька уговорил попробовать. И у нас получилось. Так что я теперь – завуч детского дома номер три. У нас все хорошо до невозможного. Разве что денег не хватает, но старшие ребята все понимают, подрабатывают по вечерам, кто где может, – официально на обучение копят, но сам понимаешь. В этом году – пятеро выпускников, двое готовятся поступать в вузы, один – на медицинский, второй – на педагогический, там много бесплатных мест. Один останется у нас, только преподавателем физкультуры, место после ухода Гранда вакантно было. Остальные двое идут в училища. И знаешь, четверо из них – наши. Совсем наши, аарн. Пятый – он хороший парень, но насквозь земной… не знаю, как тебе объяснить. Работа, дом, жена, дети – и больше ничего не надо.

Стас в очередной раз содрогнулся. А Алик говорил, говорил, говорил… И больше всего он говорил о том, как теперь все будет хорошо, когда Стас вернулся.

«Когда он успел так в меня поверить? Я же ничего не сделал, совсем ничего… Я просто предложил, руководитель из меня – так себе. Да, придумал пару проектов, что-то удалось реализовать, что-то нет… Почему он в меня так верит? Я же даже не аарн, я самый обыкновенный, у меня дом, семья, и сено на зиму заготавливать надо, какие, к чертям, звезды?»

– Алик, я не вернусь.

Рубить – так сразу, чтобы больно и резко, но быстро.

– Что? – спросил Гонорин так тихо, что сразу стало ясно – он все услышал и понял. Просто верить не хочет.

– Я не вернусь. Извини. Я не Командор и никогда им не был. Вы называли меня так, но я был против… и теперь ты видишь, что я был прав. Я не способен построить Орден. Я не знаю, как, и я не знаю, надо ли. Я живу сейчас в деревне – знаешь, почти что Орден, только разве что без каких-то там стремлений. Живем дружной большой семьей, работаем вместе, отдыхаем вместе, празднуем, горюем, хороним – все вместе. Это мой дом, там мое место…

Он говорил и не мог остановиться, словно была жизненная необходимость доказать праведность своих слов, и не кому-то, пусть даже Алику, а самому себе. Говорил – и становилось как будто бы легче.

– Ты гораздо больше подходишь на роль Командора, Алик. Ты хороший, добрый, умный, целеустремленный, у тебя есть лидерские качества – ты сможешь, если только перестанешь постоянно оглядываться на меня. Я не тот, кто вам нужен, и тем более я не тот, на кого стоит оглядываться, честно. Ты можешь все сам, без меня. Я помогу, чем смогу, правда, я очень мало чего могу – но если кому-то надо будет спрятаться, в деревне точно не найдут…

– Стас, ты не имеешь права, – по позвоночнику пробежала ледяная дрожь ужаса, когда он услышал этот голос: холодный, безэмоциональный… словно зачитывающий приговор. – Ты дал надежду. Ты дал веру. Ты дал цель. Ты дал идею. Ты в ответе за это. Уйдешь – предашь даже не нас. Предашь самого себя. Все, во что ты верил и ради чего жил. Хочешь ты этого или нет – но ты Командор. Ты стал им, когда повел нас за собой. Ты наш символ, и не тебе решать, оставаться ли им.

– Но что делать, если Орден не нужен мне? – горько спросил Стас. Больше всего ему сейчас хотелось даже не умереть, а вовсе никогда не рождаться на этот свет.

– Ты можешь посмотреть мне в глаза и сказать, что Орден тебе не нужен?

Повисло молчание.

«Если рубить все и сразу, то рубить сейчас. Но это та грань, за которую я еще не готов зайти. Пока – не готов».

– Не знаю.

– Будешь знать – ты в курсе, как меня найти.

Скрипнула резина, чуть слышно загудел мотор, зашуршала гранитная крошка под колесами – и через полминуты все стихло. Осталась только одна мысль: «Кого я только что убил?»

Он вернулся в деревню под утро. Поставил Солнечного в конюшню, автоматически развесил амуницию, задал овса, проверил, все ли в порядке, и пошел к дому. Во дворе остановился, огляделся – здесь каждый сантиметр земли был его. Не принадлежал, просто был его. Земля, трава, дом, хозяйственные пристройки, квохчущие в курятнике птицы, старая телега, на которой надо было менять колеса, согнувшаяся под тяжестью плодов старая яблоня… Все это было его.

Он тихо вошел в дом, открыл чулан, достал хлеб, два кольца колбасы, четверть круга сыра и кусочек масла, сложил в мешок, вышел на крыльцо, остановился.

На востоке медленно и величаво поднималось солнце, заливая золотым и розовым бледное небо. Невдалеке темнел лес, из которого он вышел два с лишним года назад – едва живой, никому не нужный и неожиданно оказавшийся нужным здесь. От дома было не слышно, но он знал, что на поле шелестит еще не пожатая рожь, прекрасная рожь, колосок к колоску, в этом году рожь на славу…

Тихо ступая, на крыльцо вышла Олеся, закутанная в простыню. Встала рядом, обняла, с тревогой заглянула в глаза.

– Пойдем домой, – беззвучно, одними губами произнесла она.

Стас глубоко вдохнул и выдохнул.

Лямки мешка выскользнули из ослабевших пальцев.

– Да. Пойдем.

Не ходи по ночам в этот город —

Там живут безголосые звери.

– Вероника, сходи, скажи, что скоро сядем, – бросив взгляд на экран, сказал пилот.

Стюардесса молча кивнула и вышла из кабины.

Не открывая дверь, она заглянула в салон через маленькое окошко, снаружи казавшееся обычным зеркалом. Пассажирка сидела в кресле у окна, поглаживая пальцами стакан со свежевыжатым ананасовым соком, который она потребовала в начале полета, но до сих пор даже не прикоснулась к нему.

Вероника три года работала в компании «Ласточка», чьей специализацией были сверхсрочные перелеты на небольших, но очень быстрых самолетах бизнес-класса – такое своеобразное авиатакси. И за эти три года она насмотрелась самого разного – стюардесса сопровождала в рейсах поп-звезд, политиков, спортсменов, скучающих миллиардеров и многих других. Но никто из них не вызывал у Вероники таких смешанных чувств. Она одновременно восхищалась пассажиркой, ненавидела ее, боялась и… было что-то еще, практически неуловимое, но отравляющее сам воздух. Быть может, ледяная чуждость, ощущение которой оседало на коже всякий раз, когда Вероника вынуждена была оказаться в салоне?