Жизнь Короля - Мария Черняковская

– Хорошо, мистер Престон.

– Осторожней за рулём, мэм!

Посмеиваясь, Алекс вернулся в салон.

– Ну что, парни, вы определились?

Узнав об этом дорогостоящем подарке совершенно незнакомому человеку, Уильям был в отчаянии. Счета, приходящие в Роузленд росли день ото дня, и он решил в очередной раз поговорить с сыном, надеясь его образумить.

– Алекс, ты безумен! Ты уже тратишь больше, чем зарабатываешь!

– Папа, сколько можно? Хватит считать каждый цент.

– Сто тысяч, только за этот месяц.

– Парни, оставьте нас!

Когда все вышли, Алекс отбросил гитару, на которой играл, и подошёл к отцу. Его глаза от еле сдерживаемого гнева потемнели до черноты.

– Папа, ты работаешь на меня, насколько мне помнится?

– Да, сын.

– Так вот. Если ты не перестанешь обсуждать мои распоряжения, я тебя уволю.

Уильям был шокирован. Таким он сына ещё не видел.

– С этого момента, ты только занимаешься счетами без лишних разговоров. И ещё, я слышал, ты разошёлся с Ди?

– Да.

– Молодец, папа, так держать! – с издёвкой произнёс Алекс и, похлопав отца по плечу, вышел из гостиной.

Когда Уильям через три месяца после смерти жены сошёлся с этой женщиной, сыну это было не по нраву, так как та была замужней дамой, к тому же поначалу молодая тридцатилетняя женщина имела виды на самого Алекса, да и земля на могиле матери не остыла. Скрепя сердцем, он всё-таки дал благословение на эти отношения. А детей Ди после её развода взял под своё крыло. Будучи старшим братом пока они были маленькими, а потом всех их нанял на мелкие должности, но вскорости младшего Стэнли за его пристрастие к наркотикам пришлось уволить. Сцена увольнения была отвратительной. Рик пытался обвинять сводного брата в том, что тот сам подсадил его на эту гадость, давая в подростковом возрасте амфетамины, да и самого Алекса чуть не назвал наркоманом, но вовремя остановился, увидев, как у Короля сошлись на переносице брови, и предпочёл ретироваться. Всем был известно на что способен хозяин Роузленда, когда выходит из себя.

Увольнение Рика Алекс переживал тяжело. К тому же в его ближайшем окружении уже были смерти от передозировки. В Рике он видел себя самого, увещевания не помогали, сводный брат отказывался признавать, что у него проблемы, так же как и Алекс, отмахивался от разговоров на эту тему. И хотя лекарства, которые певец принимал не имели ничего общего с тяжёлыми наркотиками, их действие было подчас посильнее героина. Алекс, подробно читая инструкцию, понимал, что их прописывают только раковым больным в последней стадии. Иногда он пытался задумываться над тем, какое разрушение они наносят его организму, но приходила боль, затмевающая проблески сознания, и благие мысли тут же забывались. Он был вынужден принимать эти лекарства, чтобы, хотя бы на время, боль отступила, и он смог выйти на сцену. Алекс отдавал себе отчёт в зависимости от этих препаратов, но обойтись без них уже не мог, но и объяснять всем, почему он продолжает их употреблять, не собирался.

Когда, после шоу он, еле живой, попадал в гостиничный номер, терпел до последнего, а потом, понимая, что доктор Ник ему ничем не поможет, принимал за короткие промежутки несколько доз дилаудида. В теле происходили какие-то изменения, оно уже не слушалось его, живя своей жизнью, причиняя этим хозяину невыносимые страдания. Диагнозы менялись один за другим по мере смены врачей, окружавших Короля, на гастролях, дома, в больнице. Каждый раз прописывались разные препараты, которые давали лишь кратковременную передышку.

Всё чаще Алекс обращался к Богу, моля того о терпении.

– Я слаб, Господи! – молился он – я неудачник, ибо осуждая самоубийц, сам иногда думаю об этом. Что меня держит в этом мире? Помоги мне, дай совет!

С течением времени молитвы становились всё исступлённее.

Осознание того, что разбитую жизнь не склеить, убивало.

Я превратился в развалину, старую, больную развалину! Господи, я стал забывать слова, чего раньше никогда не было. Король! Называют они меня. Да какой я, к чёрту, Король! Шут у трона Короля.

Сороколетие ознаменовалось судебными разбирательствами, впервые за свою жизнь Алекс выступал в суде потерпевшим. При продаже одного из самолётов, принадлежавших его семье, Уильям впутался в мафиозные разборки. Он заключил договор купли-продажи с одной из влиятельнейших группировок Америки. На этой сделке Престоны потеряли около миллиона долларов. Алексу даже предложили программу защиты свидетелей. Он наотрез отказался. Прятаться всю жизнь под чужой фамилией, отказаться от сцены, для него это было смерти подобно. И хотя он понимал, что тех искромётных спектаклей, какие давал раньше, уже не будет, Алекс хотел петь, отдавать всего себя, работать на пределе возможностей, пока есть время. Смерть сидела у него на плече, всё чаще он чувствовал её смрадное дыхание. Болезни обступили со всех сторон, депрессия вцепилась мёртвой хваткой, с Линдой отношения разваливались, участились скандалы. Молодая женщина устала, устала каждое утро прислушиваться к его дыханию, устала жить в золотой клетке, устала от попыток достучаться до него. Алекс всё меньше уделял ей внимание, он чувствовал, что теряет к ней интерес. И это пугало больше всего, он не знал, как сказать ей об этом. Она что-то чувствовала, не было уже той ясности и лёгкости в их отношениях, которые связывали их всего лишь каких-то пару лет назад. Алекс мог закрыться в своей спальне и не выходить оттуда неделями, что он там делал, никто не знал. Время от времени он вызывал к себе Ларри, тот привозил очередную порцию книг, они обсуждали их, и Грэхэм уезжал.

И всё же… Иногда наступали и хорошие дни. Тогда Алекс спускался в гостиную, дарил какую-то безделушку Линде, просил у неё прощения за невнимание, даже сбегал с ней в какой-нибудь ресторанчик. И они, державшись за руки, долго бродили по ночным улочкам Мемфиса. Как подростки, они целовались в укромных уголках. И Лора в такие моменты думала, что более очаровательного человека, чем Алекс, нет и быть не может. В Роузленде такие прогулки заканчивались страстными занятиями любовью.

Но Лоре, как и любой женщине, хотелось стабильности, тяжёлый характер любовника, его мрачность и раздражительность не давали расслабиться, а находиться в постоянном напряжении она уже была не в силах. Поэтому, когда пианист Алекса стал уделять ей знаки внимания, она ответила ему взаимностью. Певец видел, что происходит, но заострять на этом внимание не стал. Ему уже было всё равно, он даже обрадовался, что всё может разрешиться наилучшим образом. Он больше не хотел мучить эту девочку, зная, что ничего не может ей предложить. И предоставил ей возможность самой принять решение.

… Глаза стали болеть настолько, что даже при осмотре врачом, Алекс не мог сдержать стоны.

– Док, нужно что-то сделать, через час я должен быть на сцене.

– Ну что же, мистер Престон, тогда предстоит очень болезненная процедура: укол в глазное яблоко, и, боюсь, анестезия в этих случаях невозможна.