Кукла на качелях. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская

Жестянка со здоровенной цифрой «три», над которой горела малепусенькая лампочка, торчала на плетеном заборе высотой мне по шею. Из-за забора что-то хрипло гавкало. Я вспомнила, – Городилина как-то рассказывала в общаге, – что по селам принято на ночь спускать цепных псов погулять, и они бегают по улицам дикими стаями. Нет, вообще-то я люблю собак…

Я постучала в жестянку. Подождала пару секунд и постучала еще. Ноль на массу. Хотя псина во дворе разрывалась вовсю.

Ну и что теперь? Так и ночевать под калиткой?..

И тут с того конца улицы послышались, приближаясь, всякие разные звуки. Топот, звяканье бубенчиков, шаги и жутковатое пронзительное меканье. И шепелявый старушечий голос, который негромко покрикивал:

– Белый-Белый-Белый!.. Красотка-Красотка-Красотка!.. Машка-Машка-Машка!.. Дымок-Дымок-Дымок!..

Вот так, каждое слово по три раза. Я сразу сообразила, что это гонят стадо каких-то домашних животных. Но все равно до ужаса перепугалась, когда мне в ноги ни с того ни с сего ткнулась теплая и твердая голова. Сильно ткнулась, с разбегу! Хорошо хоть, безрогая… потому что еще козленок.

Бабка, покрикивая, подходила все ближе, я уже различала ее черный силуэт на темно-синем фоне, окруженный беспорядочно мечущимися козами. Когда поравняется с калиткой, – решила я, – надо будет спросить, здесь ли живут Твердовские и дома ли они… а если не здесь и не дома, то попроситься переночевать. Где я в такой темнотище буду искать Олега с его палаткой?..

Стадо прибыло ко мне раньше, чем престарелая пастушка, – и пришлось отскочить от забора в непролазный мрак. Один козел, громадный и лохматый, выставил рога в мою сторону и совсем оторвался было от коллектива, когда бабуля троекратно окликнула его, Бусика. Ничего себе Бусик! Я на всякий случай отступила еще на пару шагов и тут заметила, что старушенция дальше не идет, а колдует над засовом той самой калитки!

Возвращаться туда было боязно.

– Тетенька! – позвала я, перекрикивая нестройное меканье. – Скажите, а Твер…

Она обернулась, и я так и замолчала с раскрытым ртом.

Лампочка над номером дома очень неплохо подсветила сбоку ее лицо. Темное, сморщенное, с обвисшими брылами по бокам невидимых губ, с малюсенькими кабаньими глазками и нависающим лбом. Да-да. Только черный платок вместо вязаной шапочки.

– А ты кто такая?! – гавкнула твердолобовская мать. – Иди, иди отсюда! Развелось тут…

Ничего себе…

Нет, я понимала, что нужно подойти к ней и нормально объяснить, кто я такая и откуда, – но там же толпилось стадо во главе с громадным Бусиком! Орать через всю улицу как-то не очень… и до бабки, ясно, все равно не дойдет. Но почему Твердолобый ей не сказал?.. Кто он после этого?!..

Я тупо стояла посреди пыльной ухабистой дороги имени Ленина. Последние козы одна за другой ныряли за калитку. Сейчас Твердолобиха ее захлопнет – и все.

Она как раз это делала, когда я вдруг завопила не своим голосом:

– Вась-Ильи-и-и-ич!!!

Старуха обернулась. По вытянутой шее было видно, что она старается меня разглядеть. В щель недозакрытой калитки протиснулся великовозрастный козленок, резво шмыгнул в сторону, и бабка погналась за ним, причитая «Цыган-Цыган-Цыган».

И тут появился Твердолобый.

Кажется, он опознал меня сразу, несмотря на темень и близорукость. Бросаясь вперед, столкнулся с Цыганом, подпрыгнул на полметра, сдавленно взвизгнул, – а в следующую секунду потными лапами шарил по моей груди.

Вот тут я вконец офонарела. Так, что даже не издала ни звука.

Звук издала Твердолобиха.

– Васенька?!!..

– Где вы пропадали, Лиза?! – между тем сварливо начал Твердолобый. – Я думал, вы уже не приедете. Я начинал волноваться! Я…

Волновался он! Дал бы денег на такси, раз такой нервный! Я разозлилась и совсем уже созрела двинуть его по лапам, но он вовремя убрал их сам. В шею больно врезалась цепочка, и я сообразила наконец, что именно Вась-Ильич искал за воротом моей футболки.

Оберег. Твердолобый истово стискивал змейку в кулаке, – а что я при этом извернулась буквой «зю», его, понятно, не заботило.

– Васенька… – еще раз ахнула над ухом старуха.

Ее сынуля соизволил, наконец, меня отпустить.

– Познакомься, мама, – сказал он, – это Лиза, она будет помогать тебе по хозяйству. Я нанял ее на месяц. Работящая девушка!

Ага, ухмыльнулась я. Послушали бы вы моего батю – насчет «работящей девушки»! Кабаньи глазки Твердолобихи с подозрением блеснули в темноте. Похоже, она и сейчас за милую душу с ним бы согласилась.

Впрочем, все это было мне тогда по барабану. Желаний у меня имелось ровно два. Надо объяснять, каких?

… Нормальную еду Твердолобиха зажала: они, мол, с Васенькой уже поужинали. Расщедрилась на чашку козьего молока и пару черствых плюшек. Молоко я с детства ненавижу – любое, кроме сгущенки! – но прожевать плюшки без запивачки не получалось. Старуха тут же отправилась дрыхнуть, Твердолобый давно храпел на весь дом: качать права было не у кого, а лазать по чужой хате в поисках воды я не решилась. Так и завалилась спать – голодная и злая.

Козлы они все!..

Постелили мне, как было торжественно объявлено, в мансарде, – а вообще-то на чердаке. Шерстяное одеяло в прорехах, без пододеяльника, с вечера показалось чересчур теплым для лета. Но под утро я заледенела так, что боялась шевельнуться, только стучала зубами и безуспешно пробовала подоткнуть под себя края дырявой шерсти. И уже не спала, когда снизу послышался скрип ступенек, охи, вздохи и причитания.

Но все равно: вот так сдергивать с человека одеяло!!!..

– Вставай, – скомандовала Твердолобиха. – Я пошла доить, а ты натаскай воды, возьми в сенях таз с очистками, сделай пойло, принеси в хлев. Вернешься, вымоешь везде полы, пока Васенька не проснулся. Дальше я скажу, что делать. Поняла?

Я хлопала глазами и не могла различить в предрассветной мгле ее лица.

Где-то прокукарекал петух.

* * *

Свежий ветерок с моря не понравился Твердовскому с самого утра, когда тюлевые занавески на маленьком окне его спальни взметнулись к потолку и осели на цветочных вазонах. Завтракая в летней кухне, он с тревогой поглядывал за окно: по картофельным грядкам бродили ритмичные волны. Среди ботвы маячила согбенная фигура Лизы, собиравшей колорадского жука. Белые перья ее крашеных волос тоже неприятно трепались по ветру.

И все же он не сдался. Водрузил на плечи акваланг, ружье и рюкзак с гидрокостюмом и снедью. Мать, как всегда, в последний момент вспомнила о каких-то забытых пирожках, и пришлось опускаться на корточки, чтобы не снимать с плеч громоздкое сооружение. Краем глаза он видел, что она засунула в рюкзак еще и пакет крупных персиков. Через десять минут они превратятся в мерзкое желе, и хорошо, если сок не пропитает насквозь кальсоны и свитер… но Василий промолчал.