Киллер на диете - Дарья Калинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин к этим сбором присматривался без особого восторга. Все больше косился на принесенные бутылки. Ему явно хотелось поскорее добраться до их содержимого. Но порядок, заведенный в доме строгой женой, не позволял ему выпивать без закуски. И старик покорно ждал, сглатывая слюну.
Наконец, все было почти готово. Хозяин, не удержавшись, хватил рюмочку. Тут же мигом повеселел и начал рассказывать:
– Нынче вы усадьбу среди травы и кустарника и не найдете, пожалуй. Раньшето крестьяне из Прянишкина, да и другие, кто поближе жил, камень оттуда на свои нужды таскали. Да и коекакие вещи, говорят, после пожара уцелели. Ну их тоже наши к рукам прибрали. Народ у нас хозяйственный, ничего не скажешь, что плохо лежит, обязательно приберет. Надо али нет, а все равно приберет. Чердакито просторные, пусть себе добро лежит-полеживает.
– Запас карман не тянет! – поддакнула его жена.
– У нас у самих на чердаке стоят два зеркала, – похвастался мужчина. – Говорят, из той самой дворянской усадьбы принесенные. Хотите взглянуть?
Еще бы подруги не захотели! Они пулей взлетели по скрипучим ступеням на самый верх дома. И тут их взгляду открылась настоящая пещера Али-Бабы. Да нет! Куда там нищим арабским разбойникам до наших запасливых крестьян-середнячков! На чердаке этой пожилой супружеской четы было абсолютно все, начиная с никелированных кроватей с трогательными круглыми шишечками и продавленными панцирными сетками, велосипедных колес, бидонов, старых резиновых поливочных шлангов и кончая стоптанной, но еще очень приличной обувью, которая могла когданибудь вновь войти в моду и тогда здорово бы пригодилась.
Тут же стояли прислоненные к стене и те самые зеркала в резных рамах, сильно испорченных огнем и временем. Стекла зеркал тоже потускнели и покрылись рваной некрасивой паутинкой трещинок. Но все равно, сразу было видно, что зеркала эти знавали лучшие времена. И бывало так, что в них отражался не простой крестьянский быт и заклеенная бумажными обоями стена, а дамы и кавалеры в нарядных туалетах, блеск драгоценных камней и страусовые перья, украшавшие шляпки прекрасных дам и их веера.
– Но почему вы держите эти зеркала тут? На чердаке?
– А чего? Куда их еще? Вниз спустить – так они старые больно. Вот и стоят. А чего? Мешают они кому тут? Нет, не мешают. Сто лет, почитай, простояли. И еще постоят.
– Пускай стоят! – поддержала его и жена. – Может, еще пригодятся.
– Запас карман не тянет!
Почемуто при виде этих испорченных огнем резных зеркальных рам из ореха подругам стало нестерпимо тоскливо. Впервые они воочию столкнулись с немым свидетельством того, что произошедшая когдато в этих краях драма не была выдумкой. А самой что ни на есть трагической былью.
– А вы можете нам сказать, почему в усадьбе пожар вспыхнул? – спросили они, вновь спустившись вниз и сев за стол.
– Почему вспыхнул? – задумчиво повторил их вопрос старик. – Да разное говорили. Ктото считал, что большевики усадьбу спалили. А другие склонялись к тому, что молодой барин сам ее поджег.
– Барин? Да еще молодой? – удивилась Мариша.
– Но нам говорили, что барин был совсем старый. А вот женился он на молоденькой барыньке. Отсюда и произошла трагедия, – сказала Инна.
– Верно. Только не такой уж барынька была молоденькой. Да и прожили барин с барынькой-преступницей вместе немало. Сынок у них за эти годы вырос. Когда вся эта история произошла, ему то ли пятнадцать, то ли шестнадцать лет было. Тут, в усадьбе, он не жил, родитель его за границу обучаться отправил. Ну а после смерти отца он в усадьбу приехал. Все не верил, что мать на такое злодейство способна оказалась. Очень ее на суде защищал, говорят. Только все без толку оказалось. Против барыньки и ее полюбовника такие неоспоримые доказательства сыскались, что обоих на каторгу и отправили.
– А молодой барин? Сынок их – что с ним стало?
– А тот с горя словно бы помешался. Кое-кто видел, как он в ночь, когда в усадьбе пожар вспыхнул, вокруг отцовского дома бродил и проклинал.
– Кого проклинал?
– Судьбу свою злую. Позор, что на его голову свалился. Спалить все собирался, чтобы и духу от этого позора не осталось бы.
– И спалил?
– Может, он и спалил, – спокойно согласился старик. – А может быть, и большевики после него набедокурили. Там ведь все быстро очень завертелось. Война мировая, революция, Гражданская война… Кто теперь вам точно скажет, как делото было? Лично я на большевиков грешу. Большевики ведь тоже не особото с барской собственностью в те времена церемонились. Это уж после декрет вышел и в силу вступил, что все прежние усадьбы нынче вроде как народная собственность, и потому их надлежит не уничтожать, а наоборот, в целости и сохранности новой власти передавать. Только кто бы усадьбу ни спалил, драгоценности он оттуда предварительно изъял. Потому что после сколько по пепелищу ни рыскали да в золе ни рылись – ничего в ней уже не было.
Услышав последнюю фразу, Мариша насторожилась:
– Драгоценности? О каких это драгоценностях идет речь?
– Да о барских, – все так же спокойно произнес старик. – Барынято наша, изза которой весь скандал поднялся, очень уж она до побрякушек драгоценных охоча была. Ну а старик, баринто наш бывший, любил свою молодую жену. Ну а любя ее, он, ясное дело, во многом ей навстречу шел.
– А мы слышали, он деспотом был. Никуда жену от себя не отпускал.
– От себя и из усадьбы он ее, и верно, не отпускал. Да и правильно делал – увели бы кралю в пять минут! Но все, чего она ни пожелала бы, ей по каталогу присылали. И все эти женские побрякушки барин беспрекословно оплачивал. Благо, человек он был далеко не бедный. В те годы его камнем фасады почти всех домов в Санкт-Петербурге да и в других городах обкладывали. Было нашей барыньке на что себе обновы справлять! Да у нее одних только платьев не меньше сотни, говорят, было! И к каждому платью, так она от мужа требовала, чтобы беспременно отдельно драгоценный гарнитур был!
– Зачем это ей?
– Развлекалась, знамо дело, так, – авторитетно пояснил старик.
– Погодите, погодите! – перебила его Мариша. – Выходит, старый барин и его барынька почти до самой революции в усадьбе прожили?
– Так и было.
– А как же другой хозяин?
– Какой другой? – изумился старик.
– Путов.
– Так Путов – это и была фамилия нашего барина.
– Как?! – ахнула пораженная Мариша. – Путовы – это дворянский род?!
– Усадьба им принадлежала, – твердо сказал старик. – Но работы они не чурались. Старый барин от зари и до зари вкалывал. Это его барынька дома одна сидела и от безделья маялась. Моя бабка у них в доме прислугой была. Так что я ее рассказы много раз слышал. Самто я тех времен не упомню. А бабка моя в детстве мне обстоятельно о тех барах рассказывала. Она и сама у них в услужении была, пока за деда моего замуж не вышла да из усадьбы в его дом и не ушла.