Против ветра, мимо облаков - Алла Полянская

Генерал еще никогда не был так рад видеть Дениса Реутова, как в этот момент смятения и сомнений.

— Заходи, Денис Петрович.

Генерал никогда не позволял себе панибратства с коллегами и даже стажеров называл по имени-отчеству, но обращения на «ты» у него удостоились очень немногие. Реутов это знал и ценил дружбу, которая сложилась у них с Бережным.

— Докладывай.

Конечно же, Бережной понимал, что Дэн пришел к нему не чаи гонять, уж больно горячее было у них сейчас дело, и очень надеялся, что всплыли какие-то новые факты, которые помогут им в следствии.

— Официально нет ничего нового. — Реутов откашлялся, пытаясь скрыть неловкость — ведь они с Виктором ничего не раздобыли. — Но есть сведения неофициальные, а именно: адвокат Багдасаров поведал нашему новому знакомому Павлу Олешко, что адвокатом Виктории Станишевской он стал по просьбе своего друга Игоря Осмеловского. Дескать, Виктория не могла позволить себе дорогого адвоката, потому что за пару месяцев до убийства купила машину, а до этого только-только выплатила ипотеку. То есть девушка жила очень впритык по деньгам, и, когда случилась беда, у нее не было накоплений нанять кого-то толкового. А Игорь убедил ее, что с ее делом отлично справится даже обычный адвокат, потому что она никого не убивала. И Багдасаров, по его словам, вполне мог выиграть это дело, но поменялась ситуация. И закрыть глаза на просчеты следствия его просил Вадим Труханов, помощник прокурора Скользневой, которая была обвинителем по делу. Сама Скользнева, естественно, ни о чем адвоката не просила, как это обычно и делается.

— Зачем это понадобилось Скользневой? И как Багдасаров мог знать, что просят от ее имени?

— Видимо, никак. Ему задавали этот вопрос, на что последовал ответ: помощник ни за что не посмел бы заварить такую кашу сам. И, я думаю, он прав, ведь Скользнева тоже отлично видела просчеты следствия, но она мало того, что не расследовала этого, но предложила адвокату тоже игнорировать нарушения. Тут что-то не так.

Бережной был согласен — многое не так. И сейчас человек, к которому обратился Бережной, копается в финансах и связях прокурора очень всерьез, информация будет со дня на день, и нужно пока работать с тем, что есть, пока не придет время ударить по участникам дела со всех сторон.

— Что еще?

— Всегда есть что-то еще. — Реутов покачал головой. — Я представить себе не могу, чтобы Скользнева пошла на такое просто ради спасения чести мундира неумелого следователя. И Багдасаров сказал, что якобы Скользневу об этом попросил некто, чьего имени он назвать не может. Попросил убедительно.

— Ну, он только так и просит.

И это повисло между ними в воздухе — имя, которое многие в Александровске произносили шепотом, если вообще произносили. Николай Ладыжников, Коля-Паук.

Павел отдыхал, размышляя о том, что дела в Александровске идут очень неважно. А он не вникал, считая этот город очаровательной провинцией, расположенной столь удачно, что здесь отлично жить и растить детей.

У него появилась масса вопросов, и все они адресовались милейшей Виктории Станишевской. Похоже, дама полна сюрпризов, и это интриговало. Павел любил неоднозначных людей с двойным дном и скелетами в шкафу, а у Виктории есть и то, и другое.

Но дело в том, что с Викторией сейчас поговорить невозможно… Или можно?

— Привет, Семеныч.

Павел знал, что поступает скверно — возможно, его друг доктор Круглов спит после тяжелой смены, но дело в том, что ему очень нужно поговорить с Викторией.

— Паш, я занят.

— Ты всегда занят, а я груши околачиваю. — Павел засмеялся. — Как там твоя пациентка?

— Заметь, я даже не спрашиваю, которой из моих пациенток ты интересуешься. — Семеныч вздохнул. — Жива и стабильна. Но я сделал для этого невозможное. Правда, желание выжить у нее нулевое, но пока за нее все делают препараты.

— Она в сознании?

— Будет в сознании, но ненадолго. Минут пять, от силы семь — не больше.

Павел молча спрятал телефон в карман и вышел, тщательно заперев за собой дверь.

Пройдя через двор, он сел во внедорожник и поехал в сторону больницы — Семеныч позволил ему поговорить с Викторией, и пяти минут ему вполне достаточно.

— Она выглядит страшновато. — Круглов уже ждал его у входа в отделение. — Халат, маску и бахилы надень, кстати.

Павел молча повиновался, спорить было не о чем. В отделении реанимации он и раньше бывал, но всякий раз пребывание здесь вызывало тревогу: это словно своеобразное Чистилище, откуда граждан распределяли кого куда, кто-то уезжал в палату, а кто-то вниз, в морг, иного исхода здесь не существовало.

— Я отключу ненадолго систему, и она придет в себя. — Семеныч с сомнением посмотрел на пациентку. — Но не волнуй ее, Паша, ей досталось очень сильно.

— Насколько сильно?

— Трещины и переломы ребер, ушибы почек — одну я удалю, если динамика не улучшится. Закрытая черепно-мозговая травма, многочисленные тяжелые ушибы мягких тканей, выбиты зубы, сломан нос. — Семеныч вздохнул. — Завтра приедет пластический хирург, Панфилов привезет — посмотрит ее и будет решать, что и как. Она слишком много перенесла, чтобы лишиться еще и внешности.

— Я понял. — Павел вздохнул. — Лучше бы не спрашивал.

Он был специалистом по допросам и при необходимости причинял своим подопечным и более тяжкие повреждения, но на кону всегда стояло нечто настолько серьезное, как жизни тысяч людей. Или жизни троих детей, например. А тут девчонку покалечили просто так, спьяну и по злобе, и этого он не мог ни понять, ни оправдать.

— Паш, ее категорически нельзя волновать.

— Я постараюсь. — Павел наклонился к больной. — Вика!

Она попыталась открыть глаза, но получилось плохо — глаза слишком заплыли от гематом.

— Вика, меня зовут Павел. — Он взял ее горячую ладошку и осторожно сжал. — Вика, вы меня понимаете?

— Да.

Голос, как шелест сухой травы, неживой и далекий.

— Вика, я должен вас спросить об одной вещи. — Павел чувствовал себя негодяем. — Скажите, кого вы видели в тот день, когда случилось убийство Дарины? Не на месте преступления… А вот вы пришли в театр, шли в гримерку к вашему приятелю… Кого вы встретили на лестнице или, может, в коридоре?

— Никого.

Ее спрашивали об этом много раз, и других ответов у нее нет. Она никого не видела, в том-то и дело!

— Хорошо. — Павел погладил ее руку. — И еще вопрос: у вашей сестры не было романа с вашим приятелем, правда?

— Не было.

— Отлично, я так и думал. — Павел понимал, что ступает на тонкий лед. — Но с кем-то у нее был роман… с кем?

Запищал какой-то прибор, и доктор Круглов, тут же объявившийся в боксе, вытолкал Павла вон и снова подключил Викторию к системе.