Ныряльщица - Марина Эльденберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, — я киваю на камеру, — ты, между прочим, сейчас говоришь про правителя Ландорхорна, и это будет записано не в твою пользу.
Бывший друг резко бледнеет, а я выдерживаю паузу, чтобы он успел проникнутся осознанием. Уверен, мои зрачки сейчас горят от переизбытка силы, но так даже лучше.
— Твое счастье, что я привык решать все самостоятельно, — говорю я. — А пока мне нужна та программа для отслеживания.
Родрес на удивление быстро соглашается. В том, что он пожалуется Д’ерри, я сомневаюсь — это не то, за что она может его погладить по голове и по другим частям тела.
С Родди не получилось, точнее, получилось не до конца, но отказываться от того, чтобы заставить Ромину ответить за все, я не собирался. Она перешла черту. Особенно когда угрожала девчонкам Мэйс.
Вирна Мэйс
— Ты сегодня где? — спрашивает Тимри, когда смена заканчивается.
Я сегодня на берегу океана. Целуюсь с К’ярдом, снова и снова, падаю в его глаза, как в штормовой океан. По крайней мере, цветом они такие же, когда в них не горит сила въерха.
— Ну вот, опять, — она пихает меня локтем. — Может, расскажешь, кто он?
— С чего ты взяла, что это именно он?
— Она? — Тимри приподнимает брови.
Пламенно-рыжие, как огонь. В глазах К’ярда.
Ой все.
— Нет.
— Оно?
— Отстань, — теперь уже я смеюсь.
— Ба, Мэйс умеет улыбаться, — ухмыляется она, а потом добавляет: — И при этом не делает вид, что ее вот-вот стошнит.
Мы заходим в гримерную, где нам предстоит снимать макияж, и я складываю руки на груди.
— Ладно, я скажу, если ты скажешь, почему такой вид у тебя.
— Нормальный у меня вид.
— Да ты что?
Кто бы мог подумать, что мы с рыжей занозой будем нормально общаться, тем не менее мы нормально общаемся. За эти несколько дней я выяснила, что она не полная задница и, похоже, она то же самое выяснила обо мне. У Тимри младший браг и больной отец, матери давно нет, в «Бабочке» она работает, чтобы оплатить безумно дорогое лечение и кормить семью. А Лэйс… с Лэйс они постоянно делили первое место и доходы соответственно. Поэтому терпеть не могли друг друга. Об этом она мне сказала прямо, за что я ей искренне благодарна. Тимри вообще все говорит прямо, поэтому с ней лучше тоже напрямую.
Всегда.
— Короче, мне не нравится один тип.
— Тот, который постоянно приглашает тебя в ВИП-ку?
— Да.
Она проводит диском по щеке, и стирает косметику, как в рекламе дорогущего аппарата, устраняющего мимические морщины. Одно движение — и кожа выглядит по-другому.
— Он что-то говорит? Ну…
В общем-то, в «Бабочке» нельзя ничего такого, что посягает на неприкосновенность официантки, но запретить говорить не может никто. Из доказательств, если попытаешься намекнуть на непристойности, только твои слова против того, кто оплачивает счет и твою работу. И кормит твою семью (деньги за ВИП-обслуживание, не считая чаевых, существенно отличаются от тех, которые можно получить в общем зале).
— Ничего. Просто он мне не нравится. Я не первый день здесь работаю, и от таких потом бывают проблемы.
Тимри замолкает, потому что приходят другие девушки, и гримерная наполняется щебетанием. Голоса самые разные: у кого-то возбужденные, у кого-то усталые, но все однозначно счастливы, что сегодня выходной и можно поехать домой отоспаться. Работаю и учусь я здесь одна, но у большинства девушек семьи, и мужья по выходным дома, могут посидеть с ребенком или заняться делами. Что касается Тимри, отдых ей не светит, она приезжает и первым делом отпускает сиделку' (оплачивать ее работу постоянно слишком дорого, особенно учитывая, сколько сжирают лекарства).
— Н’эргесу сказала? — спрашиваю я, когда мы идем по коридору к служебному выходу.
— Зачем? У него камеры и штат безопасников.
— Но твои подозрения…
— Мои подозрения хорошо оплачиваются, — говорит она и ругается, когда мы выходим на улицу: дождь хлещет такой, что даже зонт не спасает. — Вот это я ненавижу больше всего.
— Что?
— Вот это! — она машет ключом от эйрлата, жмет на кнопку несколько раз, пока срабатывает сигнализация. — Мой тебе совет, Мэйс. Купи себе такой же, пусть это развалюха, но лет ает же. Садись.
Первый порыв отказаться я заглушаю, когда в меня швыряет очередную порцию холодных хлестких ливневых струй. В салоне дребезжит старенькая печка, затертая панель, которая открывается от прикосновения, предъявляет еще более затертый карман для вещей, куда Тимри бросает ключи.
— До Пятнадцатого не обещаю, но до станции платформы на Тринадцатом довезу.
— Спасибо, — говорю я.
— Обращайся.
Музыка ревет, когда мы взлетаем, силовое поле у этой модели никакое, поэтому от ветра нас здорово потряхивает.
— Ты обещала рассказать про него.
— Да нечего тут рассказывать.
— Опять морозишься?
Я пожимаю плечами. В случае с К’ярдом все не так однозначно, и говорить об этом я не хочу, тем более что говорить не о чем.
— Я ни с кем не встречаюсь.
— А я разве говорила про «встречаться», подруга? — Тимри мне подмигивает, и в эту минуту я чувствую себя донельзя глупо. Впрочем, еще глупее звучит даже мысль о том, что я могла бы встречаться с К’ярдом.
Мы из разных миров, и этого не отменить.
Тем не менее сейчас я почему-то об этом думаю и злюсь. Нашла о чем думать!
Впрочем, не только думаю, этот поцелуй до сих пор обжигает. Я уже стерла с губ все, что можно, включая помаду, но все равно его чувствую. Поэтому так упорно не смотрю на тапет, где можно открыть чат и написать сообщение: «Все совсем не так». Поэтому когда прихожу домой, я вообще стираю всю переписку и удаляю контакт (теперь до запроса от него я ничего не смогу ему отправить). Но запроса не будет, я это знаю точно.
С этой мыслью падаю на диван и отключаюсь, едва успев завернуться в плед.
— Внимательнее! — сурово командует Вартас, когда я пропускаю очередной удар палкой, и тупой конец ударяет мне в плечо. — На моем месте может оказаться кто-то другой, и тогда…
— И тогда мне прилетит палкой, — говорю я. — Вообще-то я думала, что мы начнем постепенно, а драться будем потом.
— Те, кого ты опасаешься, тоже начинают постепенно?
Вообще-то он прав, поэтому приходится подобраться и внимательно следить за движениями, которые он показывает. Не думать о К’ярде и о том, что я со своим страхом воды его подвела. Но я действительно ничего не могу с собой поделать: при мысли о том, что придется шагнуть в воду, внутри все сжимается, и становится нечем дышать.