Расстрелянные Герои Советского Союза - Тимур Бортаковский

— А билеты? — спрашивали мы.

— Будут, — уверенно отвечал Рычагов и действительно умудрялся их доставать. Кажется, ему помогали ордена. Грудь его, украшенная Золотой Звездой и многими орденами, выглядела в самом деле внушительно»{23}.

В декабре 1940 года П.В. Рычагов становится членом Главного военного совета РККА. 21—31 декабря 1940 года в Москве, в Центральном доме Красной Армии, проходило совещание высшего генералитета. На повестке дня стояло 6 докладов, в том числе и доклад начальника Главного управления Военно-воздушных сил Красной Армии генерал-лейтенанта авиации П.В. Рычагова — «ВВС в наступательной операции и в борьбе за господство в воздухе». В нем, обобщая опыт взаимодействия авиации с наземными войсками, Рычагов предлагал разделить ВВС на авиацию армейского и фронтового подчинения.

В феврале 1941 года генерал-лейтенант П.В. Рычагов был назначен на новый ответственный пост — он становится заместителем народного комиссара обороны СССР. В это время полным ходом шло перевооружение Военно-воздушных сил. В летные части поступали новые, более современные и скоростные самолеты. Переучиваться на новую технику летчикам приходилось в срочном порядке. Многие машины поступали в части не совсем подготовленными. В результате в авиации резко возросло количество аварий. Из-за них в предвоенные годы ВВС РККА ежегодно теряли более 600 самолетов.

Одной из причин этого было сокращение норм налета на одного летчика. П.В. Рычагов решительно выступал против этого, но не получил поддержку у руководства страны. Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.Н.Захаров вспоминает: «...Рычагов, который был в ту пору одним из высших авиационных командиров в стране, ставил перед Сталиным вопрос о нецелесообразности сокращения норм налета, но был одернут. Рычагов, конечно, понимал, что быстрое развитие военной техники, особенно самолетостроения, создало трудности с горючим. Но его точку зрения разделяли многие авиационные командиры: было вполне очевидным, что экономить горючее на авиации нецелесообразно. "Я, может быть, в самом деле чего-то недопонимаю в экономике, в политике, — в сердцах говорил мне Рычагов после того, как его в этом публично упрекнул Сталин, — но я знаю наверняка: для того чтобы мы имели сильную авиацию, наши летчики должны как можно больше летать!.." Однако этот вопрос, как говорится, обсуждению не подлежал. Надо было искать выход, исходя из реальных условий»{24}.

Была и еще одна причина, повлекшая большое количество аварий. В начале зимы 1940—1941 годов по инициативе И.В. Сталина был издан приказ о проведении полетов исключительно с колесного шасси. Упор при принятии данного решения делался на международный опыт применения авиации в зимних условиях и на то, что использование лыж снижает скорость полета и скороподъемность самолетов. Однако разумная идея натолкнулась на ряд объективных причин, не позволивших использовать ее в полной мере. Зима 1940—1941 годов выдалась снежной и суровой. На большинстве аэродромов не хватало техники для расчистки летного поля. Применявшиеся трактора и аэродромные катки для укатывания снега часто ломались и выходили из строя. Приходилось использовать большое количество личного состава подразделений для приведения аэродромов в более-менее пригодное состояние для полетов. Многие командиры, опасаясь возможного роста аварийности, отказывались брать на себя ответственность по организации полетов.

В результате авиация практически перестала летать. Летчики в результате вынужденных простоев теряли навыки владения самолетами. Возобновившиеся после схода снега полеты вызвали бурный рост аварийности.

Разбор причин столь резкого роста аварийности в авиации обсуждался в начале апреля 1941 года на одном из заседаний Военного совета, на котором присутствовал генерал-лейтенант П.В. Рычагов. Вот как описывал все происходящее присутствовавший там Герой Советского Союза адмирал флота Советского Союза И.С. Исаков: «Это происходило на Военном совете, незадолго до войны, совсем незадолго, перед самой войной. Речь шла об аварийности в авиации, аварийность была большая. Сталин по своей привычке, как обычно на таких заседаниях, курил трубку и ходил вдоль стола, приглядываясь к присутствующим, иногда глядя в глаза, иногда в спины.

Давались то те, то другие объяснения аварийности, пока не дошла очередь до командовавшего тогда военно-воздушными силами Рычагова. Он был, кажется, генерал-лейтенантом, вообще был молод, а уж выглядел совершенным мальчишкой по внешности. И вот когда до него дошла очередь, он вдруг говорит:

— Аварийность и будет большая, потому что вы заставляете нас летать на гробах.

Это было совершенно неожиданно, он покраснел, сорвался, наступила абсолютная тишина. Стоял только Рычагов, еще не отошедший после своего выкрика, багровый и взволнованный, и в нескольких шагах от него стоял Сталин. Вообще-то он ходил, но когда Рычагов сказал это, Сталин остановился.

Скажу свое мнение. Говорить это в такой форме на Военном совете не следовало. Сталин много усилий отдавал авиации, много ею занимался и разбирался в связанных с нею вопросах довольно основательно, во всяком случае, куда более основательно, чем большинство людей, возглавлявших в то время Наркомат обороны. Он гораздо лучше знал авиацию. Несомненно, эта реплика Рычагова в такой форме прозвучала для него личным оскорблением, и это все понимали.

Сталин остановился и молчал. Все ждали, что будет.

Он постоял, потом пошел мимо стола, в том же направлении, в каком и шел. Дошел до конца, повернулся прошел всю комнату назад в полной тишине, снова повернулся и, вынув трубку изо рта, сказал медленно и тихо, не повышая голоса:

— Вы не должны были так сказать!

И пошел опять. Опять дошел до конца, повернулся снова, прошел всю комнату, опять повернулся и остановился почти на том же самом месте, что и в первый раз, снова сказал тем же низким спокойным голосом:

— Вы не должны были так сказать, — и, сделав крошечную паузу, добавил: — Заседание закрывается. И первым вышел из комнаты»{25}.

Слова Рычагова вызвали гнев и раздражение в душе Сталина. Об этом можно судить по отсутствию согласования слов в произнесенном им предложении. Но вождь сдержался и не стал выплескивать эмоции на виду у присутствующих. Но обиду не простил.

9 апреля 1941 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято Постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР «Об авариях и катастрофах в авиации Красной Армии»: «ЦК ВКП(б) и СНК устанавливают, что аварии и катастрофы в авиации Красной Армии не только не уменьшаются, но все более увеличиваются из-за расхлябанности летного и командного состава, ведущей к нарушениям элементарных правил летной службы...

Ежедневно в среднем гибнет... при авариях и катастрофах 2—3 самолета, что составляет в год 600—900 самолетов.

Нынешнее руководство ВВС оказалось неспособным повести серьезную борьбу за укрепление дисциплины в авиации и за уменьшение аварий и катастроф...

Расхлябанность и недисциплинированность в авиации не только не пресекаются, но как бы поощряются со стороны руководства ВВС тем, что виновники аварий и катастроф остаются по сути дела безнаказанными, руководство ВВС часто скрывает от правительства факты аварий и катастроф, а когда правительство обнаруживает эти факты, то руководство ВВС старается замазать эти факты, прибегая в ряде случаев к помощи наркома обороны. Так было, например, с катастрофой в Воронеже, в отношении которой т. Рычагов обязан был и обещал прислать в ЦК ВКП(б) рапорт, но не выполнил этого обязательства и прикрылся авторитетом наркома обороны, который, не разобравшись в деле, подписал "объяснение", замазывающее все дела.