Сетевой - Екатерина Осянина

Алексей молчал. Я тоже. Маринка, похоже, веселилась.

– А вы ее в тюрьму посадите? – кокетливо спросила она, когда мы уже подъехали к ее дому.

– Я не имею права обсуждать это с вами, – серьезно ответил Алексей, взглянув ей прямо в глаза.

– Ух, строгий! – ничуть не смутилась бессовестная Марина, и я сделала ей страшное лицо, чтобы она заткнулась. Она беззаботно хихикнула, чмокнула меня в щеку и выпорхнула из машины.

– Не обращай внимания, – грустно сказала я Леше, когда мы отъехали от ее дома. Он молча пожал плечами.

Дома мы поругались, причем начали прямо в прихожей. Он высказывал мне претензии в том ключе, что я не должна вести себя так опрометчиво, я возражала, что ничего предосудительного не натворила и официально не нахожусь под домашним арестом. Он настаивал, что я должна сидеть дома и не высовываться, иначе за последствия он не отвечает. Я огрызалась, что если меня пришьют, ему же проще, закроет дело в связи с трагической кончиной главного подозреваемого. Он вскипел и заявил, что его главные подозреваемые сейчас ковыряют мой игровой комп. Домовой сидел в кресле и блаженствовал, как на теннисном корте вертя головой в сторону того, кто подавал очередную реплику. Я старалась не обращать на него внимания, и это еще больше выбивало меня из колеи. В конце концов я не выдержала и громко выместила на Закидонском весь свой накопившийся гнев, не стесняясь присутствия зачинщика. Алексей как-то поутих, снял наконец куртку и попросил чаю.

Я пошла на кухню и занялась чайником, соображая на ходу, чем бы его накормить, чтобы он подобрел и успокоился. Однако когда я вышла в зал, чтобы его об этом спросить, он сидел в моем кресле под торшером и преспокойно дрых. А домовой заботливо накрывал его курточкой! Увидев меня, он сделал умильную рожу, приложил палец к губам и исчез.

Я вздохнула даже с некоторым облегчением, достала из кофра свой компьютер, оживила его всякими разными проводочками, нацепила наушники, загрузила из инета любимый плейлист и принялась разгребать накопившуюся почту.

Я успела погрузиться в рутину и подзабыть о свалившейся на меня развеселой реальности, когда из мира неграмотных текстов, набранных с опечатками чьими-то корявыми пальцами, меня выдернул звонок моего мобильника. Я сорвала с головы наушники и заметалась по квартире, потому что не сразу вспомнила, где я видела последний раз свой телефон и не сразу определила, откуда идет звук. По логике, я должна была взять его с собой в кафе. Значит, он или в куртке, или в сумке.

Я рванула в прихожую, где меня уже ждал Чур с моим мобильником в руке. Какая предупредительность, подумать только!

Я сделала ему издевательский книксен, схватила телефон и ответила на вызов.

– Оля, – почему-то шепотом сказала Марина, – ты там жива? Вы поссорились? Может, тебя забрать пока к нам? Давай мы с Олегом приедем за тобой и увезем?

– Нет, Мариш, спасибо, мне и тут нормально, – ответила я тоже шепотом. – Все будет чики-пуки, мы помиримся.

– Ну вы уж там это, хорошенько миритесь, – нормальным голосом сказала Марина и, хихикнув, положила трубку.

Я покачала головой, забросила телефон в куртку и вернулась в комнату.

Алексей спал, развалившись в моем кресле и вытянув ноги на полкомнаты, все так же накрытый своей черной кожанкой.

Спал он в последнее время плохо и мало, а этой ночью, видимо, так и вовсе не. Но если его не трогать, кто знает, сколько он так еще тут проваляется. А у человека, наверное, дела, служба. И как только я приняла решение его разбудить безо всякой жалости, он вдруг сам зашевелился, шумно вздохнул, открыл глаза и осторожно потянулся. Увидел на себе куртку, взял ее за петельку двумя пальцами, отвел в сторону и сделал удивленное лицо.

Я пожала плечами, не собираясь сообщать постороннему человеку, что о нем заботится мой домовой.

Алексей криво усмехнулся, аккуратно положил куртку на подлокотник и посмотрел на часы. Потом откинулся в кресле и устало потер лицо рукой.

Я наблюдала за ним со своего рабочего места. Мне было интересно, что он предпримет дальше. Наиболее вероятных вариантов было три: мы продолжаем ругаться; мы приносим друг другу извинения и продолжаем бессмысленное, хотя и вполне приятное совместное времяпрепровождение; либо он сейчас вскочит и умчится опять по своим таинственным делам, не посвятив меня в подробности. Ну как же, я же фигурант!

Не сказав ему ни здрасьте, ни до свидания, я развернулась лицом к компьютеру, снова нацепила наушники, хотя и убавила звук, и продолжила работу, не переставая прислушиваться краем уха к тому, что творилось у меня за спиной.

Там, в кресле, какое-то время было тихо, потом, судя по звукам, он встал и вышел из комнаты. Я не обернулась.

И прекрасно. И пусть делает что хочет. А то пришел тут навеки поселиться. Охраняет он меня! От кого?

Пришлось напомнить себе, что ко мне уже два раза вламывались нехорошие дяди. Правда, второй раз с моего одобрения и Тролльего попустительства. И с его, Лешиного, между прочим, согласия.

…И что меня похитили прямо на улице.

И все равно, упрямо твердила я себе, чего это он тут раскомандовался? Подозреваемая? Фигурант? Ну так арестуй, посади под замок. Ходит тут как к себе домой, носит мои футболки. Тапочки свои скоро притащит!

На этом месте я вынуждена была признаться себе, что вообще-то я совсем не против его присутствия в моем доме.

Но упрямая часть меня продолжала злиться: уходит-приходит когда захочет, меня в известность даже не ставит. А мне уже с подружкой в кафе нельзя выбраться? Да и охранять меня, если честно, у него что-то получается не очень.

Перед глазами опять возникла картинка: заснеженная дорога, черные извилистые следы шин, черный человек, неподвижно лежащий у обочины лицом вниз.

Острое чувство жалости снова захлестнуло меня, и все – я сдалась, не смогла больше на него злиться.

Я снова сняла наушники и встала из-за компьютера, понимая, что совершенно не представляю, как себя с ним вести, чего мне вообще ждать…

Ясно было одно: надо что-то делать.

Я пошла на кухню, чтобы выпить кофе и заодно сообразить что-нибудь для наверняка голодного мужика в доме.

Однако оказалось, что мужик от голода соображал быстрее меня. Нацепив мой фартук, он что-то жарил, пританцовывая у плиты и, кажется, что-то мурлыча себе под нос. Пахло вкусно.

Заметив меня, он улыбнулся, и я поняла, что мир между нами восстановлен.

– Что готовишь?

– Макароны по-флотски. Не «Ропа вьеха», конечно, но тоже съедобно. Я тут маленько продуктов принес.

Мне стало понятно, зачем это: чтобы у меня не было повода высовываться из дома. Все-таки это что-то вроде неофициального домашнего ареста.

Он понял это по моему выражению лица и поспешил меня заверить:

– Это не для того, чтобы тебя дома запереть. Это потому, что я тут торчу, а ты меня не выгоняешь. Хочешь, вместе сходим потом погулять?