История одного преступления. Потомок Остапа - Андрей Акулинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и что. Получается, он все расшифровал?
– Перед бабой своей – да, но когда состыковался с иностранцами, действовал правильно и грамотно. Дело у нас выгорело. Наркотрафик из Грузии мы тогда перекрыли и четверых фигурантов привлекли к уголовной ответственности. Так что, подобные твоему Петрову люди частенько встречаются. Люди они своеобразные, но практика показывает, в настоящем деле они незаменимы. Понял?
– Понял, Васильевич, но…
– Никаких «но». Ты же дипломированный психолог и должен знать, что основная потребность у человека – это признание его как незаурядной личности. Вот он, по его словам, все время совершал подвиги. Рисковал, ходил под пулями. Неоднократно награждался, а тут неожиданный дембель. Человек не у дел. Никто его не хвалит, никто не награждает и не восхищается им. И он начинает искать свое признание. И через нас его находит. Поэтому и говорит, что является сотрудником ФСБ. Сам знаешь, спецслужбы пока еще в почете.
– Да, – задумался Калинин. – Оказывается не я, а ты настоящий психолог. Молодец, Васильевич. Здесь я с тобой не могу не согласиться. Может ты и прав, а я зря сомневаюсь.
– Конечно, зря. Мой тебе совет, беги за коньяком.
– Нет, Васильевич, завтра.
– И что мы после праведного дня, ни-ни? Сегодня же выходной день. Грех не выпить. Я же в гостях. Гостей надо уважать. Вот если бы я был здесь хозяином, то обязательно бы тебя угостил чем-нибудь. У меня бы всегда, что-то стояло про запас.
– А где бы ты хранил это что-то? – Калинин хитро улыбнулся.
– Да, например, вон в том шкафчике, – Полевин пальцем показал на секретер.
– Ну тогда посмотри, есть ли там что-нибудь, – рассмеялся Калинин.
Полевин резко встал и, как ни в чем не бывало, направился к шкафу, открыл его дверце и ахнул:
– Так у тебя же здесь стоит коньяк, шоколад и лимон. Что же ты мне все это время мозги компостировал? Признайся, издевался? С самого начала верил, что у нас получится?
– Во-первых, я до сих пор не верю, а во-вторых, у нормального начальника должна быть заначка. Вдруг кто-то из хороших людей к тебе заявится, а ты не готов к дружеской встрече. Бардак!
– Бардак – это то, что ты мне сразу не предложил. Я же для тебя не последний человек?
– Не последний, Васильевич, поэтому сразу и не предложил. Утром даже лошади не пьют. О здоровье твоем пекусь. Закончим дело – гуляем смело.
– Мы свои дела не закончим никогда. Это наш крест. Поэтому мы должны хоть иногда выкраивать для себя, любимых, время. Наливай, а то не прощу.
Калинин подошел к шкафу и налил две рюмки коньяку. Полевин взял одну из них и торжественно произнес:
– За удачу!
– За нее, родимую, – поддержал его Калинин и офицеры залпом выпили. Поставив свою рюмку на место, Калинин задумался.
– Что, Юрьевич, еще по одной?
– Нет, хватит. Ты знаешь, у меня возникла мысль.
– Какая? – закрывая дверцы шкафа, спросил Полевин, корча лицо от кислого вкуса ломтика лимона.
– А откуда звонили Петрову?
– Какая разница. Звонили и звонили.
– Нет, погоди, давай спросим у отошников.
– Спрашивай, если хочешь.
Калинин подошел к телефону засекреченной связи и набрал номер оперативно-технического отдела УФСБ. Женщина подняла трубку:
– Слушаю вас, – произнесла она.
– Это Калинин.
– Слушаю вас, Андрей Юрьевич.
– Скажите, пожалуйста, а с какого номера был произведен звонок.
– Одну минутку.
В телефоне возникла небольшая пауза, а потом раздался голос:
– Это телефон-автомат на железнодорожном вокзале города Л-ска.
– Спасибо, – Калинин положил трубку и сурово посмотрел на своего друга.
– И где?
– Не поверишь, Васильевич, телефон в двухстах метрах от нас. Звонили с нашего железнодорожного вокзала.
– Да? – удивился Полевин.
– Да, Васильевич, да.
– Это что, получается, объект приехал в Л-ск?
– Что он сегодня здесь делает, если встреча только на завтра намечена?
– Это легко можно объяснить. Разведку проводят. Военные люди падки на разведку. Выясняют, например, где лучше передавать оружие. Все логично.
– Логично. Однако позвони Плетневу, держит ли «наружка» прапора?
– Правильно. Сейчас позвоню, – теперь Полевин подошел к секретному телефону и набрал номер оперативнопоискового отдела.
– Полевин, – представился он. – Алексей Алексеевич, ты на работе?
– А где ж мне быть, Васильевич? С вами разве могут быть у нас выходные дни. Хотел съездить на рыбалку, но…
– Потом Юрьевич в Л-ске организует рыбалку. Ты лучше мне скажи, твои архаровцы держат прапора под наблюдением?
– А как же, держат. Минуту назад докладывали, он дома сидит. Мы его плотно обложили. Час назад из магазина с женой пришел и больше не выходил.
– Алексеевич, а что он делает в Л-ске? Его полчаса назад здесь видели.
– Не может быть.
– Я тебе говорю, и видели, и слышали. Ты своим скажи, если они его потеряли, то им не поздоровится. Взыскания получат все.
– Не может быть. Я сейчас уточню.
– Уточни, уточни и перезвони на телефон Калинина, – Полевин раздраженно бросил трубку.
– Ну что, где объект?
– Говорит, что дома.
– А кто тогда звонил?
– А я почем знаю. Может, прапор и не один работает?
– Конечно, не один. Петров говорил, что их трое или четверо в этом деле участвуют.
– Подожди, Юрьевич, у меня идея. На вокзале видеокамеры есть?
– Есть. Их совсем недавно установили по периметру. А-а-а, какой же я дурак, сам не мог догадаться. Мы же без труда сможем просмотреть записи и установить звонившего.
– Конечно, Юрьевич. У нас есть точное время выхода в эфир. При хорошем раскладе опознаем голубчика. Вытащим из компьютера его фотографию и дадим ее особистам,[3]чтобы они через свои позиции в воинских частях провели оперативное опознание. Понятно?
– Понятно, Васильевич.
– Ты тогда дай команду своему сотруднику, чтобы он нашел эти записи, просмотрел их и доложил результаты.
Калинин резво вышел из кабинета, разыскал своего подчиненного, готовившего на компьютере очередной документ, и поставил ему конкретную задачу, а когда тот ушел выполнять ее, он снова присоединился к Полевину, насвистывающему мотив шансона «Владимирский централ». Делал он это самозабвенно, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Мелодия так и лилась из его уст, заставляя Калинина остановиться у порога и предаться упоению от творчества своего товарища.