Микроурбанизм. Город в деталях - Ольга Бредникова

“Городская сцена”

Казалось бы, любое кафе, бар, ресторан или ночной клуб могут быть частью “городской сцены”: мы привыкли к выражениям вроде “клубная сцена” города и т. п.; немцы постоянно используют слово “сцена” в повседневном языке. Однако, по мнению Блума, не все заведения играют роль “сцены” в жизни города. Под “сценой” Блум понимает такие места, которые “вносят свой вклад в то, чтобы сделать сам город местом”[189]. Он пытается уловить и описать характеристики, отличающие “обычное” кафе, или бар, или любое другое общественное место от таких “истинных” “городских сцен”. Мы хотели бы сосредоточиться здесь на трех из этих характеристик: на двойственности приватного и публичного, театральности и трансгрессивности.

Прежде всего настоящая “городская сцена” всегда является чьим-то личным проектом, за которым всегда стоит какая-то идея, чье-то видение “сцены”, чья-то личная воля, которая воплощает этот проект в жизнь. С другой стороны, Блум связывает “сцену” с общественной жизнью в городе. Такое понимание “городской сцены” подразумевает некое скрытое базовое противоречие между приватным и публичным. Точнее, согласно Блуму, “городская сцена” характеризуется некоторой “фундаментальной двойственностью”, которая смягчает конфронтацию приватного и публичного, делая их отношения скорее диалектичными, чем конфликтными. Для него “сцена” – это “место коммуникативной энергии”, где приватность некоторым творческим образом “коллективизируется в качестве разделенной практики, которая доставляет удовольствие просто потому, что она разделяется”[190]. С этим творческим моментом и разделенностью приватного опыта в коллективе Блум связывает такое качество “городской сцены”, как театральность.

Театральность “городской сцены” возникает автоматически: из самого факта сосуществования незнакомых людей в публичном городском пространстве. Блум рассматривает “сцену” как деятельность, которая позволяет “инсценировать эстетику, досуг и игровой характер”, всегда потенциально присущие городской публичной жизни[191]. Для него “сцена” – это представление (performance), а в качестве ключевой черты перформанса Блум выделяет так называемое “взаимное видение”, которое также можно было бы назвать реципрокным: люди “приходят смотреть и быть увиденными в качестве смотрящих” (“being seen seeing”)[192]. Этот “реципрокный взгляд” является конститутивной чертой “сцены”. То, что происходит на “сцене”, говорит Блум, – это “не просто шопинг, искусство, поэтические чтения, музыка, танец и т. п., но также возможность смотреть и быть увиденным в качестве смотрящего”[193].

Понятие “being seen seeing” Блум связывает с экстраординарным опытом, носящим черты одновременно эксгибиционизма и вуайеризма; это позволяет ему соединить понятие “городской сцены” с бахтинским пониманием карнавала и концептом трансгрессии.

В случае “городской сцены” трансгрессия означает пересечение границ – границы между приватным и публичным, между смотрящим и тем, на кого смотрят, между актерами и публикой. В конечном итоге трансгрессия “сцены” дает возможность выйти за пределы рутины повседневной жизни[194].

Случайно или нет, мы находим большинство этих характеристик на блошином рынке, что позволяет говорить о его сценическом характере[195]. При этом на “Удельном” рынке в Петербурге и в Мауэрпарке в Берлине черты “городской сцены” представлены очень по-разному, что, как нам кажется, характеризует различия между городами и обществами. Если блошиный рынок – это “городская сцена”, способная инсценировать присущую городу театральность, то следует признать, что на этих двух сценах – “Удельном” и Мауэрпаркском рынках – разыгрываются довольно разные спектакли. В этом нет ничего удивительного, ведь в основе каждого сценария лежат история и культура конкретного города и общества.

Performance. Блошиный рынок, Берлин. Фото Лилии Воронковой

Блошиный рынок как “городская сцена”

Блум характеризует городскую “сцену” как двойственный во многих отношениях феномен; в том числе, пишет он, это одновременно “и способ ведения бизнеса, и увлекательный способ ухода от рутины бизнеса, когда делаешь удовольствия функциональными и функциональные отношения приятными”[196]. Такое смешение представляется наилучшей характеристикой блошиных рынков, отмеченной также большинством писавших о них ученых[197]. Это, как правило, бизнес-проект и в то же время общественное пространство; это рынок и место для фланерства, для получения удовольствия, которое далеко не всегда связано с пассивным потреблением; это одновременно рынок и театр[198].