Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда наступали холода, Саша срочно шила Бульке новый красный комбинезон с тапочками. А то надо было прочищать ей ушки. А то, случалось, летом впивался клещ. И так далее.
Кроме того, Булька время от времени выла в одиночестве. И соседи приходили с претензиями.
То есть никакой личной жизни у Ивановны быть не могло. Саша еще шлялась вечерами по клубам, по кафе и в театр с друзьями, но Ивановна неуклонно несла домашнюю вахту.
А та история с туфельками, которая началась в девятнадцатом веке, тем не менее, имела свое продолжение.
Вещи вообще долговечнее людей – особенно те предметы, которыми не пользовались.
То есть у Ивановны на антресолях, за фанерной дверкой, среди чемоданов, лежали в деревянном ящике так и не надеванные прежними поколениями розовые шелковые туфли, расшитые золотой канителью, с замшевыми подошвами для танцев по паркету и с каблуками рюмочкой.
Эти подростковые туфельки лежали сильно сплющенные, завернутые в рыжую больничную клеенку (сейчас таких уже не производят) и завязанные бумажным шпагатом (его выпуск тоже прекращен), и они там валялись в компании с жестяной зеленой настольной лампой без шнура, с одноногой куклой «Маша шагающая» (у нее внутри был моторчик на батарейках, и она когда-то даже ходила с поддержкой, но как-то раз малолетний гость после такой демонстрации шагания, укрывшись в ванной, тайно открутил ей ногу, пыхтя и роняя слюну, и от греха унес ту ногу с кармане, ее так и не нашли. Этот секрет знаем только мы).
Далее в ящике находился учебник стенографии по системе Гильдебрандта, книга «Хлыстовство и скопчество», затем сборник стихов Расула Гамзатова в переводе на английский и другие такие же редкостные книги в хорошем, т. е. нечитаном, состоянии.
Все это давно решено было выкинуть, но пока что не доходили руки.
И еще, кстати, про Булю – это важно для нашей истории. Она оказалась понятливой собачкой, и как-то однажды постоянный гость младшей сестры Саши, румяный и смешливый молодой человек, от нечего делать насобачил Бульку приносить тапочки. Саша сидела в тот вечер за компом, доделывала курсовую, а он возился с собакой. Скармливал ей, оглянувшись, конфеты. Через два часа молодой человек выпил чаю с вареньем и ушел восвояси, а Буля вскоре принесла в зубах на кухню его тапочку и положила перед Ивановной. Причем чего-то ожидая.
И началось! Только придут гости, разденутся и разуются, как Булька волочет к месту угощения чужой сапог или кроссовку и кладет на всеобщее обозрение, демонстрируя свое мастерство перед новыми зрителями. Прося конфетку, проще говоря.
Короче, наступал Новый год.
В офисе, где работала Ивановна, вечерком намечалась корпоративка, т. е. не в офисе, а в кафе за углом.
Все находились в приподнятом настроении, а одинокий системный администратор (сисадмин) Виктор, бородатый и помятый как заслуженный геолог после экспедиции, даже пришел в чистом свитере. Весь офис давно посмеивался над якобы его неразделенной любовью к Ивановне, это была всеобщая игра, хотя на самом деле Виктор никогда не оказывал ей ни малейших знаков внимания, будучи поглощенным своим так называемым «железом», т. е. компьютерами и т. д.
Он вообще был странной личностью и высказывался, как правило, туманно. Если его спрашивали о чем-то не относящемся к его роду деятельности, он произносил в пространство что-нибудь типа: «ну да, это больше чем в два раза меньше максимального значения минимума».
Но женский народ падок на домыслы и догадки помимо логики, а тут как раз кто-то отметил, что Виктор не называет Ивановну по имени-отчеству, как ее звал остальной молодняк, а только «Тонечкой».
Отсюда и пошли коварные замыслы.
Стало быть, все собирались на корпоратив, но девчонки знали, что Ивановна никогда не ходит на эти мероприятия, исчезает сразу как только.
Будет гений, кто поймет женскую душу! Тем более что одна из таких душ хотела наказать бородатого сисадмина, который не ответил на ее недвусмысленное и отчаянное приглашение в гости на чашку водки. Виктор-то этот был ни при чем, просто подвернулся под руку как бы в тяжелой ситуации. Так может случиться со всяким человеком! Но этот осел отрубил резко, что нет. Не понимая типа, что не в нем же было дело!
Итак, когда Ивановна удалилась вон со сцены в сторону дома, офисный планктон вдруг решил приколоться, т. е. разыграть Виктора. И на его почту с компьютера Ивановны пошло письмо: «Витя, не могли бы Вы зайти ко мне домой в девять часов? (Следовал адрес.) Мне бы не хотелось идти на корпоратив одной. Ваша Тоня».
Сначала девочки хотели написать «хотелось только с вами вдвоем», но потом решили, что это уже слишком, Виктор догадается.
Планктон был по-своему очень даже умен.
Виктор где-то шастал, видимо находился в бухгалтерии, по его мнению, укомплектованной полностью недоразвитыми бухами. Там у них вечно что-то зависало, и бухи ничего не могли объяснить по телефону. Программа не работает. Какая программа? Ну какая, какую вы поставили как бы типа. Отправляясь в бухгалтерию на разборки, Виктор обычно резюмировал: «Тут надо голому повыть». Что означало у него «голову помыть».
Тем не менее весточку от планктона с емелей якобы от Ивановны он получил.
А Ивановна, ни о чем не подозревая, придя домой, сразу пошла гулять с Булькой. Косматая Булька в красном комбинезончике и пинетках очень напоминала игрушку, поэтому вокруг нее вечно образовывался хоровод детей и восхищенных прохожих.
А перед тем, чтобы совместить два в одном, озабоченная Ивановна полезла на антресоль и решительно, не вдаваясь в подробности, подхватила деревянный ящик с уже упомянутыми сокровищами, многие лета простоявший на верхотуре. С целью вынести на помойку. Как давно собиралась.
Она подумала, вот – я, как в Италии, под Новый год выкидываю старье.
Она даже предварительно обтерла ящик тряпочкой, чтобы не запачкаться в ходе транспортировки.
Она не ведала, что выкидывает родовую ценность, шелковые туфельки.
И, одевши Бульку, Ивановна понесла ее и ящик на улицу.
Еще несколько минут, и туфельки бы сгинули навеки в том водовороте, который представляет собой обмен веществ в природе – было что-то, стало остовом, шкуркой или тряпочкой, лужицей молекул…
Все в конце концов окажется там, на помойке, – за исключением тех немногих предметов, коим место в музее безоговорочно.
А древности типа гвоздей, фрагментов статуй и гончарных осколков с орнаментами, доисторических плошек, полустершихся веретен и тусклых древнегреческих бусинок, кусочков самотканого полотна с вышивкой – все это уйдет незамеченным и перемелется в гумус. Станет плодородным слоем почвы.
Однако, после того как ящик Ивановны был водружен поверх помойного контейнера, к данному месту почти сразу выдвинулась тетя с мусорным пакетом made in Perekrestok; и вот, положивши в контейнер пакет, она как-то вдруг засомневалась, глядя на посылку от Ивановны: какой ящик-то крепкий, хороший! Чистый даже! Щас таких не делают! Мало ли, в огороде… на балконе ли… на антресолях – а вдруг пригодится?